– Спасибо, что, наконец, заметила.
Я вырвался и, не оглядываясь, прошествовал в свой угол. Снятая одежда полетела на пол, раздавленная кровать жалобно пискнула, и тело, натянувшее простыню на голову, повернулось к стене. Подушку я обернул вокруг затылка, крепко прижав уши. Глухие ватные звуки едва пробивались сквозь искусственную завесу, и, чтобы свести их к нулю, предплечьями я с обеих сторон налегал на мягкую оболочку вокруг головы.
Почудилось, что меня окликнули. Или не почудилось? Нет уж, умерла так умерла. Я сделал вид, что не слышу, но спины коснулась рука, а в ухо нежно втекло:
– Тебя наверняка мучает, что сказала царица, когда просила не переигрывать.
Еще как мучает. Я приотворил ухо.
– Она сказала: ангелы не верят в Аллу так истово, как местные. У ангелов есть знание о том мире, потому возникает догадка, что Алла, скорее всего, тоже ангел, оказавшийся в нужное время в нужном месте. Догадка со временем вырастает в уверенность. Но каждый ли ангел может стать богом?
Рука Томы отлипла от меня, и удаляющееся шлепанье вскоре сменилось бесконечным чмоканьем.
Глава 4
Я не понял, что происходит, пока чужие руки не скрутили, а рот не обзавелся противной сухой затычкой. Простыня упала на пол, острая боль пронзила лодыжки и запястья.
– Крепко связал? – тихо интересовался чей-то мужской голос. – Кляпы проверь, чтобы никто не пикнул.
Несколько рук развернули меня лицом к говорившему, но по голосу я узнал раньше. Старый знакомый. Один вопрос: как?!
Всю нашу троицу поставили перед ним в ряд. Теперь, когда с ушей упала ватная завеса, я слышал каждый шорох. За занавесью гардероба глухо скрипнуло, словно камнем поскребли о камень. Перед этим я слышал какую-то возню и хрип со вскриком, но старался отрешиться, считая играми Томы и Юлиана. Их тоже застигли врасплох, они даже за оружие схватиться не успели. Впрочем, царапины поперек лица одного напавшего и наливавшийся фингал второго показывали, что защищались мои друзья как могли.
Противников было пятеро: хорошо известный Дорофей и четыре помощника, все в доспехах, большей частью разномастных, побитых и грязных. До сих пор сыпавшаяся на пол земля показывала, что в них лезли по подземному ходу. Возможно, по только что прорытому. Короткие мечи отправились в ножны, теперь руки нападавших сжимали наши предплечья и загривки. Все косились на еще брыкавшуюся, злившуюся, пыхтевшую Тому, почти висевшую на чужих руках. Нас с Юлианом с заломленными руками удерживали по одному человеку, а Тому держали двое. Сказывалось матриархальное воспитание: женщине боялись сделать чересчур больно, оттого оставалась возможность дергаться и лягаться.
Дорофей подобной жалости не имел. Он ударил кулаком Тому в середину груди, звук вышел похожим на деревянный стук. Кость об кость. Тома поперхнулась, глаза выпучились, и она мешком провисла на руках, которые бережно опустили скрючившееся тело на пол.
– На этом лобике прекрасно будет смотреться татуировка «Самозванка». – Дорофей намотал длинные волосы Томы на кисть и вздернул кверху. Лицом к лицу. – К счастью, недолго ей там быть, даже порадовать не успеет. Ау, самозваночка!
Тома открыла глаза. Их с Дорофеем взгляды встретились. Чувствовалось, что Тома плюнула бы, не будь у нее во рту кляпа. Она снова попыталась вырваться, но вторая рука Дорофея сжала ей шею. Мы с Юлианом одновременно дернулись, взвыв от боли.
– Трофим. – Дорофей обращался к подельнику, который удерживал меня. – Держи крепче. Один раз отпускал, больше не дам.
– Мы уже в расчете.
Этот голос тоже показался знакомым, и лицо тоже. Трофим, вот, оказывается, как его зовут. Тот раненный войник, встреченный мной, когда я был человолком. Он же в свое время отпустил меня из плена под честное слово.
Тома начала задыхаться. Дорофей брезгливо отбросил ее на удерживавшие руки соратников, и взмахом правой ладони был подан какой-то знак. Сзади каждому из нас последовал удар по ногам, всех троих опустили на колени спинами к двери – связанных, голых, беспомощных.
Гардеробный занавес отодвинулся. В стене зиял неровный проем – он, словно дверь, открылся внутрь комнаты блоком из нескольких камней. Видимо, где-то поблизости, за межкомнатной стеной, располагался мощный рычаг. Или тяжелый противовес.
Из прохода вышла Зарина.
У меня непонятно откуда появились силы. Трофим едва справился, удерживая меня в прежней позе.
Взгляд Зарины бессмысленно пробежался по Юлиану и на некоторое время задержался на униженно распластанной перед ней Томе. Ничего не выражая, взгляд переместился дальше, остановившись, наконец, на мне – тяжелея, как рюкзак первоклассника, в который усердно добавляют новую порцию учебников, а они полны знаний, чей вес давит на мозги больше, чем лямки рюкзака на плечи. Эти знания просто раздавили меня и Зарину, не сводивших друг с друга глаз.
Она повзрослела. Вытянулась на полголовы. По сравнению со многими Зарина осталась низкой, но теперь никто не назовет ее маленькой. На ней тоже, как у ее спутников, были доспехи с чужого плеча, грязный шлем и меч на боку. Взгляд не лучился восторгом, как в былые времена, не возносил хвалу чуду окружающего мира, не пылал детской смесью любопытства и наивного удивления. Он пронизывал горечью старика, который вспоминал молодость.
Дорофей оскалился:
– Как ты и предполагала: не додумались простучать стены или просто поискать. Все цариссы знают о существовании прямого выхода из своей комнаты в подземелье. Еще одно доказательство ложного правления самозванки!
Зарина глядела только на меня.
– А говорил про единственного… – донеслось едва слышно.
Дорофей удивленно склонил голову набок. Он повернулся к кровать в углу, откуда меня выволокли, задумчивость разлилась у него по лицу. Проверив, что нас держат достаточно крепко, бывший принц опустился на мою смятую кровать, закинул ноги и развалился поверх с максимальным удобством. Краем глаза я заметил ехидную ухмылку – дальняя кровать осталась ровно застеленной, а бедлам на главной показывал, что происходило здесь минуту назад. Взгляд и мысли Зарины были заняты, и она вряд ли заметила, что моя кровать была смята до того, как в нее бухнулся Дорофей.
Кляп не давал мне возможности возражать – только мычать, кивать или мотать головой. Я мотал. И мычал. И кивал тоже. Перепробовал все, и все зря.
Зарина с болью глядела на меня.
Дорофей улыбался.
– У голубков первая брачная ночь, – сказал он с кровати. – И зверюг увели впервые за много дней, Чичан правильно сообщил. Я как чувствовал, что больше нельзя откладывать.
– Не называй имен! – повысила голос Зарина.
Чичан. Это хорошо. Хорошо, что не Добрик, на которого я подумал сразу, как только. Значит, людям еще можно верить, пусть не всем, не всегда и не во всем.
– Ты же не собираешься оставлять свидетелей? – Фейерверки в глазах Дорофея недоуменно взлетели и дымно заискрили.
