Сама же Валентина в это время была у себя дома и не подозревала, что вызвала столь бурное обсуждение. Впрочем, ни о каких других людях она сейчас вовсе не думала – с тоской, грустью и странными опасениями она размышляла о том, что же происходит с ней самой, с её мыслями и памятью…
Раздался стук в дверь. Звонок не работал уже второй день, но ей было всё равно: гостей она не ждала, а следователя Константина Мадаева консьерж уже знала и могла и так пропустить, если бы он снова внезапно решил прийти, так что о сломанном звонке Валентина не беспокоилась. Да и никакие дела, никакие иные мысли не могли теперь привлечь её внимания, когда она была так расстроена всем – и гибелью Бердникова, и восставшими воспоминаниями о Зосимовой, которые теперь почти не оставляли её, и самой собой…
«А если у меня – раздвоение?.. Вдруг я хожу куда-нибудь, что-то делаю, но не забываю, а просто не знаю об этом?», – с ужасом думала она, не торопясь подойти к двери.
Настойчивый стук не прекратился, а стал громче, будто кто-то был уверен, что она дома, и желал немедля увидеть её, и Валентина всё же вяло поднялась с дивана и направилась к двери. Её настроение в последние дни стало таким переменчивым, что за это время, ушедшее на обдумывание – «открывать-не открывать», ей уже даже захотелось открыть – чтобы отвлечься на какую-нибудь бытовую проблему.
«Может, труба в какой-нибудь комнате потекла?», – рассеянно предположила она, что за дверью соседи, и отворила. Но увидеть того, кто перед ней оказался, она не ожидала.
– Инна?.. – удивилась она. – Что вы здесь делаете?
Перед ней была бывшая секретарша Зверева Инна Коротышева, та, что работала до Анастасии. Но взгляд её был таким злющим, что Валентина машинально отодвинулась чуть назад.
– Как вы могли? Как посмели?! – воскликнула Инна, неотрывно глядя на неё. В квартиру она не прошла и, сделав только пару шагов по направлению к Ивановой, ухватилась за косяк двери.
«Похоже, она чертовски пьяна», – рассеянно мелькнуло в голове Валентины.
– Что-то случилось? – устало спросила она.
– Издеваетесь?! Да вся клиника уже знает, что вы убили Бердникова! – чуть не плюя ей в лицо, прошипела та.
– Что?!
– Вы думали, это не откроется?! За что вы убили его? Я так его любила, так любила… Наверняка, он приехал, чтобы забрать меня к себе, а вы!.. Убили его, потому что он никогда вам не нравился!
Валентина, едва дыша, оперлась на открытую дверь.
– Я не понимаю… – тихо проговорила она, – ничего не понимаю… С чего вы взяли, что я кого-то убила?
– Да в клинике уже все знают, что следователь сразу начал вас подозревать, потому и устроил эти ваши сеансы гипноза… И они с Дмитрием Никифоровичем каждый раз говорят вам забывать всё, что вы говорите, чтобы вы не заподозрили ничего о том, что они уже знают. Но теперь всё! – теперь все знают, какая вы! Я даже сама вас трогать не буду – вы всё равно заплатите за гибель моего Вани! – Инна передумала и, не став плевать в неё, с силой ударила кулаком по косяку двери и ушла. А Валентина так и сползла по нему на пол.
Обессилевшая, она сидела там, но ни рыдания, ни стона не вырвалось из её души, измученной так, что на них просто не хватало сил.
«Я – убийца. Убийца… Свершилось – я действительно не та, кем была… Я делаю то, чего не помню… убиваю…».
– Валечка, дорогая, что-то случилось? – через какое-то время раздался голос над её головой: проходя мимо, старушка увидела, что молодая соседка сидит на полу.
– Нет, ничего, – медленно, на автомате, ответила та и, держась за дверь, поднялась на ноги. – Мне просто нужно отдохнуть…
Старушка кивнула в ответ и пошла дальше, к своей квартире.
Валентина же вернулась в зал, в свой большой красивый зал, обставленный с определённым вкусом, без излишних вещей, которые накупает человек, неожиданно получивший богатство. Бессмысленным взором она окинула пространство, но не нашла ничего, за что зацепился бы её взгляд – кроме одной фотографии, где они были вместе с Зосимовой. «Это мы в ресторане… а теперь она там, одна…», – как в беспамятстве, прошептала она. «Можно ли быть на земле убийцей?.. Ангелом в небе, ангелом в небе… И это не так страшно, как убивать и знать только то, что уже убил…», – бормотала она, бессмысленно бродя по квартире.
Вскоре она остановилась. Подняв глаза, увидела, что стоит в ванной, перед полкой с лекарствами. «А для чего мне так много?», – глядя на бутылочку в своих руках, она не могла вспомнить, для чего ей вообще нужно было снотворное – она ведь всегда так спокойно спала!
«Спокойно… – прошептала она, словно наслаждаясь самим этим словом, – без тревог…». Она высыпала содержимое в стакан с водой и медленно поднесла ко рту…
Присев на пол, Валентина закрыла глаза, чтобы ощутить покой. А в голове её вдруг проявилась, а потом всё сильнее стала пульсировать мысль о дочери: «Машенька… Разве я могу её оставить?.. А как она будет жить с убийцей?.. Но разве я могу причинить ей вред?.. Если бы я контролировала себя! Если бы была уверена, что не причиню ей вреда… Но ведь она меня любит, ей нужна моя любовь, нужна…». Сквозь немыслимую усталость и какое-то странное ощущение отчуждения от этого мира Валентина вытащила из кармана сотовый и нашла в контактах телефон Мадаева…
Вскоре она уже была в больнице, с промытым желудком, лежала в отдельной палате. В коридоре, жутко нервничая, топтался Костя.
– Как она? – быстро спросил он, увидев вышедшего из палаты врача.
– Вовремя привезли – доза была слишком большой… Но скоро всё нормализуется. Вам же стоит пойти домой – сегодня её лучше не беспокоить.
– Да, конечно…. – ответил он, не торопясь уходить. – Вы правы: я приду потом.
Он пробыл здесь ещё несколько часов, пока ему не позвонила Света. Нужно было возвращаться на работу и, мрачный, он ушёл.
Вернулся он сюда через день. В руках его был небольшой букет ромашек, который медсестра сразу взяла, чтобы поставить в вазе на тумбу рядом с Валентиной.
Увидев Мадаева, та попробовала слабо улыбнуться, но улыбка получилась плачевной.
– Зачем вы это сделали? – негромко спросил он, осторожно присев рядом.
Она поблекла ещё больше.
– Я не должна жить… Вы ведь тоже знаете, что это я убила…
– Кого вы убили? – переспросил озадаченный Костя.
– Ивана Бердникова. Вы же сами это сказали…
– Когда я вам такое говорил?!
– Не мне, вы говорили это в клинике.
Он помолчал, недоумевая над её словами, но недолго.
– Знаете, Валентина Осиповна, – сказал он, – я не понимаю, о чём вы говорите, и такие ваши странные слова могу списать только на ваше самочувствие: вы явно не в себе. Догадались выпить столько снотворного! Вы вообще соображали, что творили?!
– Я не очень хорошо помню тот момент, – покраснев ещё больше, будто собираясь плакать, ответила она. – Мне казалось, что так правильно…
