– Это ваши воспоминания, которые Дмитрию Никифоровичу удалось с помощью гипноза вам и всем нам показать, – поторопилась деловито произнести Света, желая принять активное участие хотя бы в последнем действии запутанного расследования. – Итак, сейчас, когда вы всё уже рассказали, скажите ещё раз: вы признаёте себя виновной в гибели Екатерины Зосимовой два года назад и Ивана Бердникова от недавнего двадцать третьего числа?
– Я… я… – растерявшись, Валентина озиралась с неимоверным ужасом, пытаясь найти поддержку. И, увидев знакомые глаза, вновь остановилась на одном лице.
– Валентина Осиповна, вы признаёте себя виновной? – услышала она мягкий голос: Дмитрий смотрел пронзительно, но взгляд его не был обвиняющим. Он был спокойным, бесстрастным, ему хотелось верить. – Вы признаёте себя?..
– Да, признаю… – медленно произнесла она. Губы её дрожали.
И Света, всей кожей ощущая себя главным следователем, добавила:
– Валентина Иванова, вы обвиняетесь в умышленном убийстве Ивана Бердникова и Екатерины Зосимовой.
Сеанс 7
_______________
Досье №7. На папке стояло имя: Санаев Никита Павлович. Но листов в папке не было, ни одного…
– Где досье? – спросил холодный голос.
– Его нет, его нигде нет…
– Дура!..
_______________
У Кости была беспокойная ночь – вместо снов перед глазами всё время было несчастное, измождённое страданиями лицо Ивановой. Промучившись до утра, он собрался и, не дожидаясь начала рабочего дня, отправился на работу.
– Ну что, поздравляю? Такое дело!.. – услышал он: Виктор, дежуривший на проходной, широко ему улыбнулся. – Все уже знают, что вы раскрыли!..
– Ну да… – быстро бросил Костя, опустив голову и торопливо проходя мимо. Ему было неприятно.
Он вошёл в пустой офис. Постоял немного у своего рабочего места, но не присел и, развернувшись, снова вышел в коридор. Здесь никого не было. Он походил по коридору и снова вернулся в офис. Тут было душно. Он открыл пару окон и, когда в помещение повеяло свежестью, ему стало немного лучше.
Наконец, Мадаев сел на стул. Перед собой на стол он положил свой дипломат, но даже не стал его открывать, и просидел так какое-то время. В голове его как будто проматывался фильм, но не с целой киноплёнки, а с порванных кусков слайдов… Бледная, растерянная Валентина, как он увидел её в первый раз; её светлая улыбка, когда он был у неё в гостях; радость Светы от раскрытия дела, невозмутимость Зверева, беспечность Зосимовой, устраивающей вечеринки с незнакомцами, её квартира, шантаж Бердникова… Фрагментов было так много, жизней людей, вплетённых в эту безумную порванную картину, было так много, что он и не заметил, как прошло несколько часов и в офис стали приходить коллеги.
– Константин Михайлович, мы с вами такие молодцы! – услышал он довольный голос. Подняв голову, Костя увидел Кузьмину: она сияла, как и вчера. Но её радость не подняла ему настроение, и он хмуро посмотрел в ответ.
– Знаешь, Света, – негромко сказал он, – ты вчера была жестока по отношению к Ивановой. Даже если она сделала всё, о чём говорила, она этого не понимала. Раздвоение личности – это серьёзное заболевание, и таково стечение обстоятельств, а не её вина. Разве ты не видела, как она мучилась от сознания того, что сотворила? Или тебе не знакомо чувство сострадания?
– Хм, а вы совершенно правы, Константин Михайлович! – гордо ответила она, прямо смотря в его лицо. – Я действительно не могу ей сочувствовать – мне ведь сразу было ясно, что она притворяется в том, что делала всё несознательно. Она – отличная актриса, и продолжает играть даже сейчас, когда всё выяснилось, – уже чтобы уменьшить себе наказание. Это ведь признак безумия, да? – раздвоение личности. Наверняка, хочет, чтобы её признали невменяемой.
Она немного свысока посмотрела на него и отошла к своему столу.
– Ну как, нас можно поздравить? – забежал в офис Михаил. – Раскрыли с блеском такое запутанное дело, да ещё и перераскрыли одно из прошлых?
Он был явно в духе и, довольно хлопнув Костю по плечу, уселся на своё рабочее место. Тот промолчал, сдерживая всё закипающие эмоции. Но когда вошёл Дима Лосев и демонстративно развёл руками, привлекая к себе внимание и собираясь громко поздравить весь отдел, Костя не выдержал и, подскочив, быстро вышел в коридор. Потоптавшись здесь с минуту, он твёрдым шагом отправился к начальству.
– Виталий Маркович, а отпусти меня сегодня домой! – сказал он сходу, войдя в кабинет и забыв даже поздороваться.
В общем-то он и не ждал, что его так просто отпустят, но не мог не попробовать – видеть сейчас коллег было невыносимо: каждый встречающийся, как назло, был осведомлён об итогах расследования, каждый поздравлял и считал важным подчеркнуть, с каким запутанным делом ему пришлось разбираться и что его не сбило с толку милое лицо свидетельницы, оказавшейся убийцей…
«А она всего-то хотела узнать правду о себе… Узнала на свою голову!», – со злостью подумал он и не заметил, что произнёс это вслух.
– Знаешь, а тебе, наверное, и впрямь лучше отдохнуть – выглядишь неважно. Ступай, поспи денёк! – внимательно посмотрел на него начальник. – Тем более, такое дело раскрыл!..
Костя не дослушал – его физиономию после этих слов перекосило, и он поторопился уйти, чтобы отправиться домой, забрав со своего рабочего стола дипломат. Он даже не стал его разбирать, хотя в нём до сих пор лежали отчёты по делу, досье и его записи…
Дома он подошёл к боксёрской груше, висящей под потолком, и критично уставился на неё. Поняв, что не может сейчас переключиться даже на тренировку, быстро достал из дипломата всё, что там лежало, решив заново всё просмотреть. Он пролистывал бумажки из отчётов и досье, читал, что-то выискивал, чего и сам не знал… Так он и провёл весь день, вечер и почти всю ночь – раскладывая перед собой фотографии, рассматривая цифры, читая заметки и иногда забегая на кухню, чтобы сделать новую порцию крепкого кофе.
Утром Костя явился на работу и первым же делом зашёл к начальству. Разговор их был долгим, но всё же, наконец, им удалось прийти к какому-то решению, и Мадаев отправился в свой отдел, чтобы сообщить новости – Виталий Маркович согласен с ним, что нужно провести ещё один гипнотический сеанс с Ивановой.
– У нас нет цифровой записи. И хотя информация, полученная на сеансе гипноза, не может считаться доказательством, думаю, всё равно лучше иметь запись под рукой… – объяснил он коллегам, и Света понимающе кивнула.
– Да, мы ведь только узнать что-нибудь хотели, не ожидали тогда такого поворота, не подготовились… – почти благосклонно приняла она на себя вину за такой недосмотр.
– Но это, конечно, если сама Иванова согласится… Потому что и доказательств её вины в обоих случаях пока нет, – хмуро посмотрел на неё Мадаев, – кроме её спонтанного признания, которое можно не принимать во внимание, учитывая её психическое состояние и то, что она недавно пыталась отравиться.
