– Да, нерядовое… – подтвердил он и очень тихо добавил. – Думаешь, о нём кто-нибудь знает?
Глаза его жадно загорелись, и Доминик ощутил пробежавший по спине холодок. И картина, которая промелькнула у него в голове, тут же начала воплощаться в реальность: сарацин попытался снять с него перстень! Резким движением Пелерин выдернул из его пальцев свои, но всё, что смог сделать дальше, – это кулаком связанных рук пару раз ударить наглецов. Те на миг растерялись, а к нему уже подоспела подмога – несколько спутников, ещё не запертых в темницах, кинулись на них. Но арабы были вооружены, а руки чужеземцев связаны, так что бунт был погашен быстро и почти без кровопролития – в потасовке пленные получили лишь несколько лёгких ран; у Доминика один рукав был распорот сарацинским копьём, под ним виднелась тонкая красная царапина. И дорогого кольца у него больше не было…
Заперев чужаков в темнице, стражи ушли, и в складках одежды у пояса Мустафы был припрятан перстень. Довольный, он уже представлял, как относит его на базар знакомому торговцу, а потом – делит полученный барыш с двумя напарниками, которые весьма предусмотрительно теперь шагали с двух сторон от него, таким незамысловатым манёвром уничтожая в нём малейшее желание воспользоваться ситуацией самому. Впрочем, один из них, молодой Ирфан, не был уверен в том, что они поступили правильно, но старшие собратья убедили, что всё идёт, как надо, так что он тоже рассчитывал получить свой куш. Правда, прямо сейчас пойти на базар они не могли, и сначала нужно было доложить о случившемся.
Конечно, доклад их, если уж они решили упомянуть о подобном происшествии – о том, что чужеземцы, которых вели в темницу, по дороге устроили драку, но всё благополучно разрешилось, – был бы более к месту, представь они его начальнику стражи Селиму, но сарацины продолжали шагать в поисках другого человека… Нашли они его в его покоях, и их сразу к нему пропустили, будто тот их ждал. Господин, а это был визирь Халиб, выслушал их внимательно. Мелькнула в его лице и особая радость, когда он понял, что зачинщиком ссоры выступил ненавистный юнец. Он даже подумал, что можно было бы наградить стража, который решил обобрать именно его, но когда Мустафа неуверенно тронул пояс, не зная, стоит ли показывать визирю находку, тот отказался от этой мысли – в глазах стража недвусмысленно читалась алчность, а Халибу всё же претила мысль о воровстве ради наживы… Так что, не взглянув на перстень, посеявший смуту в воображении его слуг, он отпустил их и отправился к султану.
У владыки он встретил и Заира аль-Хикмета. По особому выражению его лица он сразу понял, что тот снова пытался склонить владыку к пощаде и прощению. И действительно – мудрый визирь, хоть и понимал, что, скорее всего, чужеземцев отправили в темницу лишь для острастки и, может быть, вскоре отпустят и без его заступничества, посчитал важным ещё раз произнести вслух свои надежды на милосердие. Впрочем, Халиба это нисколько не задело – на этот раз он был уверен в своей победе. Едва сдержав ехидную ухмылку при мысли о том, что теперь ожидает чужеземцев, с небольшим деланым удивлением он произнёс:
– Владыка! Стражи принесли мне странные вести: наглецы, которых ты приказал увести в темницу, осмелились напасть на твоих слуг, и если бы не сноровка наших воинов, не обошлось бы без потерь! Думаю, их немедленно надо казнить, всех, чтобы больше никто и никогда не посмел себя так вести во дворце великого султана!
– Неужели? – с сомнением уточнил Заир: если дело обстояло именно так, было бы сложно убедить владыку, что их стоило бы пощадить…
– Да, особенно отличился тот невежа, юнец, который был столь дерзок и упрям в своей глупости! – с плохо скрытой ненавистью добавил Халиб.
– Что же он сделал?
– Как раз он и напал на стражников, о владыка! – с почти настоящим возмущением воскликнул советник, надеясь, что теперь того казнят первым же. – Видя это, его спутники тоже бросились в драку, и стражи едва уцелели, ведь тех было больше!
– Напал на стражей? – удивлённо повторил султан.
– Глупец, о владыка, я говорил, что он ужасный глупец и невежа!.. Стражи пытались утихомирить его по-доброму, помня твоё великодушие и то, что их судьба тобой ещё не решена, но он не желал ничего слышать и всё норовил выхватить клинок из их рук, чтобы пролить кровь! – смакуя каждое слово, добавил тот.
Юсуф, не отвечая, усмехнулся. «Молодость… – задумался он. – Так упрямо он выказывал свою гордость, проявлял упорное спокойствие в шумном зале, чтобы после сломаться и попытаться напасть на стражников… Какая жалкая проверка!», – скучно подвёл он итог, вспомнив, что отправил чужеземцев в темницу ещё и потому, что слишком ему надоело смотреть, как спокоен юнец! Он хотел бы убедиться в его смелости, увидев её истинную силу перед лицом возможной смерти, но, похоже, попав в темницу, тот сразу же сломался…
– Да, а казался отчаянным смельчаком! – закончил он вслух свои мысленные рассуждения, и Халиб тут же оживился:
– Несомненно, владыка! Так бахвалился своей храбростью, на поверку оказавшейся обманной, что за одно это его стоило бы казнить – чтобы небеса не гневались, видя, какой лжец ходит по этой земле! – с удовольствием ответил он, ещё раз подумав, что всё же стоило бы наградить стража, отменно выполнившего свою работу. – Владыка, прикажешь уже казнить их?
Взор его загорелся, но он сдержался, и губы его, произнеся эти слова, только сжались в тонкую полоску, не позволяя обнаружить кровавую жадность.
– Пожалуй, для начала я хочу ещё раз послушать его. Пусть его приведут! – сказал Юсуф, и на лице Халиба мелькнуло едва заметное разочарование.
– Я отдам приказ! – осторожно скользнув по нему взглядом, поторопился ответить Заир и, выйдя в коридор, подозвал слугу…
Вскоре стражи привели к ним Доминика и, оставив его посредине комнаты, прямо перед повелителем, замерли у двери.
Юношу необходимость снова появиться перед лицом султана, казалось, не взволновала: он выглядел вполне спокойным, но немного задумчивым – он всё размышлял над досадной потерей драгоценного кольца и тем, как можно было бы его вернуть. Но вот когда Юсуф приказал мамлюкам снять с него шлем с полумаской, всё ещё закрывающей верхнюю часть лица, он весьма разнервничался.
– Прошу не делать этого! – поторопился он произнести, и султан, удивлённый первой за всё время его просьбой, резким жестом остановил направившихся к нему слуг. – Сражения исказили моё лицо, и я давно не открываю его. И если меня ждёт казнь, прошу снять эту маску только после моей гибели!
Юсуф, подумав, равнодушно махнул рукой, и Пелерин тут же успокоился, увидев, что мамлюки вернулись к двери. Там как раз вошёл ещё один слуга, и Заир, заметив его, подошёл ближе – тот принёс ему вести, которые он желал сразу же получить. Очевидно, они показались ему необычными – со странным интересом он выслушал всё, что тот произнёс, чтобы потом вновь обратить внимание на Пелерина, который в это время бесстрастно глядел на султана.
– Пожалуй, от плахи вы действительно недалеки, и в этом только ваша вина. К чему, например, вы напали на моих слуг? – посмотрел тот на Доминик. Но он лишь усмехнулся.
