– Смело! Возможно, тебе придётся заняться и её воспитанием, – хлопнул Ризван гончара по плечу.
– Султан даст вам за меня много денег. Или отрубит головы!
– Да она – сумасшедшая! – стукнул по столу Джазил. – Будь осторожна в словах, иначе тебя постигнет кара!
– Господин!.. – молодой араб что-то шепнул на ухо имаму. Тот сначала уставился на сварливую невесту, а потом поманил Джазиля переговорить в сторонке, кинув гончару:
– Нам нужно посовещаться, уважаемый!
Вскоре они вернулись, придя к какому-то решению.
– Мы наконец-то проведём обряд? – нетерпеливо подпрыгнул Саид.
– Видишь ли, в чём дело, мой дорогой брат! Не всё так просто; остаётся много вопросов: будет ли эта женщина тебе хорошей женой, сможет ли стать хозяйкой…
– Я всё равно сбегу! – зашипела Доминик, но на неё никто не обратил внимания.
– Милостью небес… – не успел заверить их гончар, как его перебил Джазил:
– Да и ты – сумеешь ли её обеспечить … Потому мы решили, что сначала тебе нужно найти мужа для дочери, а уж потом с милостью небес – себе жену!
– А, как? – опешил тот.
– Мы её забираем.
– Но…
– Отдадим в жены тому, кто сможет себе это позволить! – отметил Ризван.
– А…
– А тебе небо воздаст сторицей! – старик, сунув подмышку кувшин, дружелюбно хлопнул незадачливого жениха по плечу и вышел, пропустив вперёд арабов, цепко держащих встревоженную Доминик.
– Теперь мне объясните, какое право вы имеете меня вот так куда-то вести?! – гневно спросила она, безуспешно пытаясь вырваться.
– Мы отдадим тебя в жёны, – монотонно бубнил Ризван.
– Вам-то какая от этого польза?
– Тебя отмоют, причешут, красиво оденут… – продолжал, не отвечая, Ризван.
– И за тебя дадут хорошие деньги! – крякнул Джазил.
– То есть – продадите?! – возмутилась она.
– Почему же продадим! – гневно вскричал Ризван в обиженных чувствах и даже по-отечески сжал ей руку. – Мы подарим тебе прекрасную жизнь у какого-нибудь богатого торговца или важного сановника! И ты должна быть нам благодарна: ведь иначе тебе пришлось бы жить в бедной лачуге. А теперь будешь ходить в красивой одежде и, если научишься себя вести, твой господин подарит тебе много золота…
– Сколько вы за меня хотите?! Я сама вам заплачу!
По улочке разнёсся хриплый смех.
– Если бы у тебя были деньги, то не пряталась бы под личиной подмастерья!.. А теперь замолчи. Уважай старость: не береди нас своими воплями, дай насладиться этим прекрасным миром! – благодушно добавил Ризван.
Доминик с досадой оглянулась, вспомнив про мамлюков, – сейчас их помощь показалась бы ей неоценимой. Но рядом на улице никого не было.
Вскоре её завели в какой-то дом, там заткнули рот и связали руки, сверху накинули чадру и, закрыв лицо, оставив лишь прорези для глаз, снова вывели на улицу. Более она не могла ничего ни спросить, ни сделать, да и мамлюки, пройди они даже на расстоянии вытянутой руки, теперь её и не узнали бы.
Глава 11
Связанной Доминик оставалось надеяться лишь на свои глаза. Но она поняла одно – огромный дом из белого мрамора, где они, наконец, остановились, находится где-то в центре города. Что именно это за место, было неизвестно, и потому она могла только верить, что мимо будут проходить стражники и она сумеет привлечь к себе внимание.
Большой зал, куда их провели слуги, показался ей необычно знакомым, но не успела она понять свои ощущения, как раздались шаги. В комнату, очевидно, вошёл господин: оба старика приветственно склонились в очень низком поклоне, но Доминик не видела ничего, кроме арабов, цепко держащих её. А когда Ризван объяснил причину прихода, господин обратил внимание и на неё.
– Снимите чадру! – услышала она голос, который был таким странным… Как из удачно забытого прошлого.
Арабы стянули с неё накидку и отошли, давая ему место, и она подняла голову. И тут же похолодела, поняв, что на неё смотрит её старый знакомый Хафиз! Вне всяких сомнений, он тоже её узнал…
Конечно, Казим ибн Малик, когда очнулся после неудачного боя с юнцом, рассказал Хафизу, что в том злосчастном поединке перед лицом владыки ранил их совсем не мужчина, и верный слуга сразу вспомнил лицо, которое он тоже видел на миг. После они узнали, что она продолжает жить во дворце, и отомстить ей они не могли. Но не теперь…
Его губы дёрнулись в усмешке, а жёсткий взгляд сверлил пленную, желая насладиться отчаянием и страхом, которые он безрезультатно искал в её глазах.
– Она немного грязная, но если отмыть – то будет очень красивая, – с тревогой отметил Ризван, видя, что евнух молчит.
– Какая-то она… неказистая. Вы уверены, что после мытья она не станет ещё уродливей? – наконец, злорадно произнёс тот, смакуя каждое слово. – Хозяин-то пока в отъезде – когда вернётся, мне придётся отвечать за потраченные деньги. Не выкину ли я их на ветер?
Доминик попыталась ответить, но забытый ею кляп заглушил слова. Видя, что она взялась за старое, арабы снова схватили её за руки, чтобы стояла спокойно. А Джазил, испугавшись, что может потерять ещё не полученный барыш, подскочил к своему товару:
– Что вы, добрейший! Она расцветёт, как бутон. Вы посмотрите, посмотрите, какие хорошие зубы!
Он выдернул кляп и попытался шире открыть Доминик рот, чем ещё больше разъярил её и угодил Хафизу.
– Вижу, она слишком строптивая.
– Это она по глупости, – быстро ответил Ризван, переглянувшись с Джазилем и мысленно укоряя девчонку за дрянной характер.
Она дёрнулась ещё раз. Хафиз уставился на неё тяжёлым взглядом и медленно провёл рукой по своему лицу – по шраму, который остался от их боя.
– Я объясню ей, как себя вести.
– То есть покупаете? – обрадовался Джазил.
– Вы всегда угождаете вкусу хозяина, так что я заплачу даже больше, чем обычно. Но никому не говорите, что эту вы продали Казиму ибн Малику. Не хочу, чтобы знали, какую грязную уродину он купил, – он, не мигая, смотрел на Доминик, желая увидеть в ответ ненависть – такую беспомощную, что это может доставить только радость.
Изумлённые его щедростью Джазил с Ризваном покинули дом, благодаря небеса за небывалую удачу. А Доминик грубо поволокли из комнаты.
Поначалу она решила, что её ведут в то самое место, из которого с ней когда-то говорили наложницы Казима. Но она ошиблась: она оказалась в пустом мрачном помещении. Только на стенах висели кнуты и плети… Доминик сразу вспомнила слова девушек о Бернадет – её били за то, что она хотела свободы, – и всей кожей вдруг ощутила, что её ожидает та же участь.
