– Ты пока не царь, чтобы принимать такие решения, – мягко возразил Ивлад. – Отец, я обращаюсь к тебе, а не к брату.
– Милый мой мальчик, – прошелестел царь. – Тебе правда лучше бы вернуться к себе…
– Я не уйду, – заупрямился Ивлад. – Тебе придётся продолжить разговор и смириться с тем, что у тебя трое сыновей. Не двое.
– Его нужно было больше пороть, пока не научился огрызаться, – процедил Ружан, не глядя на Ивлада.
– Не будь таким жестоким, – пожурил царь старшего сына. – Прости меня, Ивлад, за то, что обидел, пытаясь уберечь.
– Уберечь от чего?
Ивлад сел на скамью рядом с Домиром. Тот кивнул ему, виновато пряча взгляд. Слова отца попали в сердце острыми занозами, а что до Ружана, так он всегда старался ужалить окружающих побольнее. Ивлад привык к крутому норову старшего брата и почти перестал злиться на него.
– Уберечь маленького сыночка от бремени, – оскалился Ружан. – Отец, мне позвать Рагдая, чтобы вывел его?
Ивлад не выдержал и обернулся на Ружана, надеясь увидеть улыбку на его лице. Но Ружан не шутил и, казалось, правда едва не отправился за сыном воеводы.
– Сиди, – хрипло попросил царь. Разговор давался ему всё тяжелее, он сухо сглотнул и помолчал несколько минут, глубоко дыша.
– Ты в чём-то прав, Ружан, – вновь заговорил царь, когда Ивлад уже начал всерьёз беспокоиться за него. – Но пойми же, твой брат не становится менее достойным наследником из-за того, что ему не повезло родиться на свет позже тебя.
Ивлад понял, что царь лишь продолжил разговор, начатый до его прибытия. Может, отец даже успел позабыть, что Ивлад проник в покои незваным гостем?
– Но ты сам расставил нас на разные ступени, не позвав Ивлада, – возразил Ружан. – Значит, Домир стоит на ступень ниже меня – по праву рождения. Ты сам сказал, что ему не повезло родиться позже. А я много лет доказываю тебе, отец, что Аларское царство за моей спиной будет в безопасности.
Домир кашлянул в кулак, и Ивладу было ясно почему: единственную битву, которую отец доверил Ружану, он проиграл, заплатив сотнями жизней простых ратников.
Ивлад слушал молча и комкал в пальцах край отцовской простыни: ему было тягостно находиться здесь и видеть беспомощность отца, а ещё тяжелее – смотреть, как гневается старший брат, как раздувает по-бычьи ноздри, будто готовый вот-вот испепелить своей яростью больного старика.
– Не тобой написаны законы, и не тебе их менять, отец, – недовольно буркнул Ружан.
– Ты поймёшь меня, когда сам обзаведёшься женой и детьми, – вздохнул царь.
– Может, больше земель получит тот из нас, кто первым женится? – тихо предложил Домир.
Ивлад не удержался от осуждающего взгляда. Брат давно был сосватан, ему обещали младшую дочь правителя Северной Халкхи, чтобы укрепить союзничество и вместе противостоять нападкам верховных колдунов Стрейвина.
– Нет, – отрезал отец и закашлялся. – Посчитаете меня взбалмошным стариком и будете правы. Тот из вас получит мою власть, кто исполнит моё последнее желание. – Дыхание его стало совсем тяжёлым, и Ивлад заволновался: сумеет ли договорить? Не позвать ли слуг, чтоб успокоили и напоили отварами? Но царь прочистил горло и продолжил уже увереннее:
– В самом сердце Аларских земель лежит Серебряный лес – вы и сами знаете о нём и о том, насколько он опасен. Хозяйки леса не принимают гостей – только заманивают к себе слуг, туда трудно войти и ещё труднее вернуться, но всё же я попрошу вас пробраться к границам леса и доставить мне во дворец одну из диковинных птиц. Живьём. Вас прошу, Ружан и Домир, – возьмите дружину и лучшее оружие, а ты, Ивлад, будь рядом, останься со мной. Вы с Нежатой скрасите мои последние дни.
Младший царевич вздрогнул и невольно поднял взгляд. Над отцовским изголовьем в золочёной раме висело огромное пёстрое перо – няньки часто рассказывали Ивладу в детстве сказку: жил да был царевич, румяный и чернокудрый, и однажды на охоте он заблудился да забрёл в Серебряный лес. Блуждал он там до заката, а едва солнце скрылось, спустилась к нему дивная птица. Голова и шея у неё были женские, а всё остальное тело – птичье. Лицом она оказалась так красива, что царевич мигом забыл свою сватанную невесту. Полюбил царевич птицу-девицу, но нельзя им было оставаться вместе: Серебряный лес и его хозяйки не терпят людей, губят их жизни, а в людских землях диковинку разом поймали бы да заперли в клетку. Но и в клетке птица не прожила бы долго, зачахла вдали от родных мест. Проплакал царевич до утра, но собрал всё своё мужество и покинул возлюбленную, вернулся в отцовский дворец, выпросив у красавицы на память перо из крыла.
– На что тебе такое чудище? – удивился Домир.
– И что, правда оставишь все земли и корону тому, кто принесёт птицу? – не поверил Ружан.
Царь кивнул:
– Моим наследником станет тот из вас, кто первым привезёт живую девоптицу. Хочу посмотреть напоследок на такую красоту и услышать её дивный голос. Не будет мне без того покоя.
Все три брата замолчали. Старший хмурился, средний выглядел ошарашенным, а младший замер, ни жив ни мёртв.
– Почему я должен остаться, отец? – с обидой в голосе спросил Ивлад. – Разве не достоин младший сын того, чтобы хотя бы попытаться? Не ради власти. Я бы хотел порадовать тебя, отец.
Ружан едва не засмеялся.
– Куда тебе? Хил и тонок как девица, последний в очереди на наследство. Быть тебе в лучшем случае помещиком, а то и вовсе в монастырь уйти.
Ивлад стиснул зубы, но не стал спорить с братом перед отцом. Он и сам понимал, что Ружан отчасти прав: если кому из них быть царём, то старшему, сильному и плечистому, тому, кто уже вёл людей в бой, пусть и проиграл, а Ивладу, юному, безбородому, с тонкими белыми пальцами, только перебирать самоцветы да веселиться на чужих пирах.
– Меня волнует ещё кое-что, – произнёс Ружан. – В колдовстве погибель царской семьи. Ты и сам, отец, любишь это повторять. Так зачем просишь привезти колдовское чудище прямо в наш дворец?
Царь сухо сглотнул и скосил глаза на сына.
– Девоптицы – символ Аларии, не забывай. Не Стрейвина. Я не прошу приводить колдунов. Не прошу колдовать. Только саму девоптицу. Хоть одним глазком посмотреть… От её присутствия не случится ничего дурного. Колдовство действует по-другому.
Царь закашлялся, и Домир стиснул его жилистую руку.
– Не слушай Ружана, отец, – с жаром заговорил он. – Ружан вечно всё перевирает так, как ему удобно. Несчастье сулит пение девоптиц, а не сами они. Но разве станет она петь в клетке? Мы ей не позволим. Всё будет хорошо, отец.
Домир укоризненно глянул на Ружана, а тот недобро нахмурился в ответ. На скулах заиграли желваки.
Больше в тот день отец не проронил ни слова, опустил голову на пуховую подушку и заснул, измотанный разговором.
* * *
