– Дурак! – Нежата оттолкнула его. – Думай, что говоришь! Почему ты должен умереть раньше нас? Мы одновременно попали в лес. А Домир вообще странный стал, как заколдованный.
Внезапно Ивлада осенило. Он обернулся на закатный свет, пробивающийся между стволами, а потом окрикнул Грайю.
– Эй! Грайя, наше присутствие может навлечь на вас беду. Когда мы подходили к Серебряному лесу, на нас напало чьё-то колдовство. Буран с волчьими мордами, даже Вьюга не мог совладать с ним. Наверняка это лихо охотится на нас и скоро придёт к вам. К вашим птенцам.
Он ещё не договорил, но подумал: что, если это сам Вьюга и насылал буран?.. Ивлад прикусил язык и украдкой покосился на Нежату. Она хмурилась. Вероятно, думала о том же.
Грайя рассмеялась, и надежды Ивлада рассыпались, как потрескавшийся лёд.
– Лес не впустит в себя то, что может ему навредить. Так работают его чары. Кажется, наши яблони умнее тебя, царевич. Так что благодарим за беспокойство, но ни одно вражеское вторжение нам не грозит.
– Даже если это будет царская армия?
– Почём я знаю? Такой вот колдовской буран точно бы не прошёл, – ощетинилась Грайя. – Ты и сам убедился. Так что твоя хитрость не удалась. Прости.
Грайя растопырила крылья, и младшие девоптицы залились смехом. Некоторые из них смотрели на Ивлада и его сестру с неприкрытой жестокостью, будто были готовы вот-вот пролить их царскую кровь во имя благополучия родного леса. И Ивлад даже не мог их за это винить: сам-то он без раздумий пролил кровь девоптицы ради отцовской блажи.
– Довольно, – послышался скрипучий голос Верины. – Отведём гостей к служанкам. Пусть отогреются в людском жилище.
Ивлад с грустью подумал, что лучше бы девоптицы разорвали их прямо сейчас, чем вот так продлевать страдания из сочувствия. Но у служанок могли бы быть горячая еда и питьё, а не лучше ли готовиться к смерти, согревшись напоследок?
* * *
Служанки приняли их с тихой радостью. Многие из девушек были так слабы, что лежали в избе на скамьях и только улыбались, глядя на гостей – высоких, стройных, пока красивых и здоровых братьев и сестру. Ивлад неловко кивал в ответ на каждую робкую улыбку. Те из девушек, кто ещё был в силах, накрыли нехитрый стол и растопили самовар. Коней – Звездочёта и Ветра – устроили в тёплых сенях и угостили сухарями. Нежата быстро выпила травяного чаю и, сославшись на головную боль, попросилась спать. Её проводили в отдельную комнату. Домир же сидел за столом с отсутствующим видом, и Ивлад всё сильнее беспокоился за брата, не показывая этого, впрочем, ни словом, ни действием.
Ему было тяжело находиться среди этих тихих, покорных девушек с прозрачной кожей и тонкими волосами. Доев свою миску похлёбки, Ивлад поблагодарил служанок и вышел наружу. В избе, как ему показалось, было слишком душно натоплено – немудрено, что у Нежаты разболелась голова. Хотя, скорее всего, духота тут была ни при чём.
Избы служанок стояли полукругом, как грибы в дремучей чаще. Стены были чёрными, а сами домишки вросли в землю по окна – так давно они были построены. Быть может, ещё до того, как здесь вырос сам Серебряный лес. Ивлад недолго постоял перед избами, поражаясь их несуразности, и пошёл дальше. Над головой ветки сходились рваным пологом, сквозь который искрились синие звёзды. Из тонких облаков сыпались редкие снежинки.
Ночь в Серебряном лесу вообще казалась Ивладу донельзя странной, причудливой: окружали со всех сторон высоченные яблони, шелестели перья чудесных девоптиц, доносился их сонный шёпот, а лютая стужа будто обходила лес стороной. Поблёскивали на кривых ветвях яблоки – то рдяным золотом, то мутной медью, и в голове всё мешалось яркими красками: синим небом, серыми стволами, золотыми искрами…
Лита не стала подкрадываться, спустилась на снег чуть поодаль и шагнула навстречу Ивладу.
– Непривычно видеть сразу двоих мужчин в нашем лесу, – сказала она, поводя оперёнными плечами.
– Уж ко мне тебе придётся привыкнуть. – Ивлад кисло улыбнулся.
– Когда меня схватил твой брат, я не могла сопротивляться. Потому что перед этим ты меня ранил. Но сейчас-то тебя никто не ранил. И ты ведёшь себя так же, как я, когда меня, связанную и с заткнутым ртом, носили по деревням.
Ивлад удивлённо уставился на Литу.
– Я не могу даже шагу ступить за пределы леса. Это то же самое, что и твои путы, наложенные Ружаном. С чего ты взяла, что моё положение лучше, чем было твоё?
– Тебя никто не ранил, – ответила Лита и как бы невзначай повела крылом, тем самым, в которое вонзилась стрела, пущенная из лука Ивлада.
В груди всё сжалось колючим комком. Так же, как сжималось, когда он вспоминал о Ружане – о том, как старший царевич привязал к дереву и растёр снегом по голой груди, как велел кинуть в темницу и самого Ивлада, и даже Нежату, их ласковую сестрёнку…
– Ранил, – произнёс он глухо, пряча подбородок в ворот кафтана. – В спину. Не стрелой, но делом и словом. Это тоже мешает, поверь.
Ивлад отвернулся от Литы, втянул голову в плечи. Ни на кого смотреть не хотелось, хотелось только баюкать этот комок в груди, ставший вдруг таким болезненным и тяжёлым, будто всё это время рос из семечка, а сейчас распустил шипастые плети и заполнил собой всё нутро, готовый вот-вот вылезти из горла.
– Тем не менее я выбралась. Но ты даже не думаешь о том, чтобы попытаться.
– Отец меня отдал на откуп. Всю мою жизнь смотрел на меня и знал, что отдаст меня лесу не задумываясь. Я-то думал, он меня любил…
Ивлад стиснул зубы, чтобы сдержать слёзы. Сквозь одежду он почувствовал, как что-то легло ему на плечо, и, обернувшись, увидел, что Лита неуклюже приобняла его крылом.
– Он тебя и любил. Царь просил тебя не ехать за мной в лес. Он хотел уберечь тебя, Ивлад, а ты, как упрямый ребёнок, побежал геройствовать.
– Ты хотела сказать, как дурак?
Лита хмыкнула:
– Что хотела, то и сказала, дальше ты сам додумал. Я никогда не смогу понять тебя – по сравнению с тобой я чудовище, никогда не покидавшее дома по своей воле и не знающее своего отца. Мы все здесь – сёстры, матери и дочери, наши узы настолько переплетены, что никто уже не придаёт значения, кто кому подарил жизнь. Подумай, что бы ты хотел сейчас сказать своему отцу, если бы он был жив?
Губы Ивлада дрогнули.
– Ты сама призналась, что мало смыслишь в жизни. И то, как ты пытаешься меня утешить, выглядит…
Крыло соскользнуло с плеча, Лита заскребла когтями по снегу и обиженно прошипела:
– И не думала тебя утешать, царевич. Просто неловко смотреть, как ты шмыгаешь носом и пытаешься не расплакаться.
Ивлад протянул к ней руку, но тут же опустил.
– Я бы хотел разозлиться на него. Но не могу.
– Так разозлись. Что тебе мешает? Тебе бы пошло на пользу. Злым ты мне нравишься больше, чем расстроенным.
