– Но если бы Вьюга хотел через тебя подобраться к аларскому трону, то вряд ли бы звал тебя к себе, – мягко предположил Ивлад. – Наоборот, просился бы во дворец. И тогда, при первой встрече, я выпустил в него стрелу, но она просто отскочила от него, а вчера он позволил тебе ударить себя и не сопротивлялся.
– Так ты пытался убить моего жениха?! – Нежата издала стон. – Замолчи, прошу! Не говори больше ничего.
Ивлад поднял ладони, сдаваясь.
Служанка поставила перед ним тарелку с хлебом и мёдом. Наверняка они здесь не держали даже кур – было бы невежливо есть яйца и куриное мясо, когда живёшь в лесу с полуженщинами-полуптицами. Но всё же у служанок имелась вполне приличная еда: хлеб, травы, мёд, каши и корнеплоды.
– Из деревень приносят, – тихо произнесла служанка, отвечая на его немой вопрос. – Оставляют у лесных границ.
– Я решил, – вдруг твёрдо сказал Домир и встал из-за стола. Ивлад едва не подавился хлебом, Нежата недоверчиво подняла голову. Домир тут же смутился, но продолжал упрямо стоять, упершись кулаками в стол.
– Ну говори, – позволила Нежата.
Домир втянул воздух и выпалил:
– Я останусь вместо Ивлада.
Ивлад закашлялся.
– Что?
– Мы поговорим с Вериной и другими девоптицами. Какая им разница, кто именно принесёт лесу царскую кровь? Я второй сын. Средний. Я должен подойти им.
– И с чего такие жертвы? – фыркнула Нежата. – Совесть зашевелилась, братишка?
– Если даже так – осудишь? – Домир вызывающе вскинул подбородок, но Нежата только отвернулась.
– Ты посмотри-ка, расхорохорился.
Ивлад не мог понять, что вдруг нашло на Домира. Раскаяние или безумие?
– Сядь, – попросил он. – Неловко смотреть.
Домир послушно опустился на место.
– Я серьёзно говорю, Ивлад. Это не твоё место. А моё.
– Почему ты так решил?
– Лита мне пела, – с неохотой признался Домир.
«А меня целовала, и что?» – хотел сказать Ивлад, но продолжил молча слушать брата.
– Ты слышал, что пение девоптицы может сделать с человеком. Лишить разума. И мне кажется, она и правда… украла мой разум.
– Мальчики, учитесь, как признаваться в чувствах, – буркнула Нежата.
– Я не о том! – выкрикнул Домир. – Это совсем другое! – Он ударил кулаком по столу, кружки подпрыгнули громыхнув. Служанки взвизгнули и кинулись в сени. – Ты не знаешь, каково это – не понимать, что происходит кругом. Я постоянно слышал её голос. И ничего не было важно, кроме этого голоса. Это выматывает, мучает, выпивает изнутри. Будто вместо сердца – сплошная рана, а в голове только песня, и больше ничего.
– Но сейчас ты весьма бодро излагаешь свои мысли, а не поёшь нам песни, – возразила Нежата.
– Только сейчас. Наверное, песня уже рассеивается. Утром пришло просветление. А вчера я слышал всё, что говорили вы с девоптицами, но ещё не мог высказаться, в голове всё путалось.
– И тогда, при Ружане, не мог высказаться? – съязвил Ивлад.
Домир побагровел.
– Не мог! Ты знаешь его хуже, чем я! Он послал за мной Рагдая – приказал ему убить меня в лесу. Не связать. А перерезать горло.
– И что же, наш Рагдаюшка ослушался своего хозяина? Не поверю. – Нежата повела плечами как кошка. Казалось, она вот-вот начнёт зевать – с таким скучающим лицом она слушала исповедь Домира.
– Как видишь, ослушался. Он отпустил меня. В обмен на обещание не возвращаться. Если я появлюсь в Азоборе, мне точно конец. Лучше я останусь здесь. С Литой и песнями девоптиц. Заодно принесу пользу Ивладу.
Он виновато замолчал. Ивлад хмыкнул: у Домира так и не хватило духа принести извинения, но эта неловкая горячечная речь тоже произвела впечатление на младшего царевича. Ивлад протянул Домиру руку.
– Ты дурень. Я всегда это знал. Таскался прихвостнем за Ружаном и Рагдаем, думал, станешь таким же, как они. Но что-то с тобой пошло не так.
Он улыбнулся брату, и Домир, растерянно поморгав, ответил робкой улыбкой и пожал руку Ивлада.
– Если ты сможешь простить меня…
– Не нужно пока это говорить. Не уверен, что прощу сейчас. Но я ценю твоё предложение и твою смелость. Ты молодец, что признался во всём. Должно быть, очень тяжело противиться песне девоптицы.
Домир закивал:
– Тяжело. И стыдно. Тебе повезло, ты не попал под чары песни. Но мне уже нельзя идти назад. Это должен быть я. Я должен остаться в Серебряном лесу. А вы возвращайтесь домой.
Нежата рассмеялась и всплеснула руками.
– Ну какое же ты солнышко, Домир! «Возвращайтесь домой». Придём и скажем: «Здравствуй, старший братец, это мы, твои любимые…»
– Не ёрничай, – прервал её Домир. – Ивлад первым добыл девоптицу. Ивлад должен стать царём. Ивлад, а не Ружан.
– Я бы с тобой согласилась, если бы не было так поздно. Но что ты предлагаешь? Ты говоришь, даже войска присягнули Ружану. Нас просто убьют ещё раньше, чем мы подойдём к Азобору. Вот и конец славным подвигам царевича Ивлада Радимовича.
– Попросите колдуна о помощи, – не сдавался Домир.
– Ах колдуна? Колду-ун! Выходи! Где он? – Нежата притворно заглянула под стол и злобно хохотнула. – А нет его! Убежал.
– Вернётся, если позвать.
– С чего бы? Не смеши. Он своё уже сделал. Подарил нас птицам, принёс как самоцветы на подушке. С-сволочь.
– Ивлад. – Домир вновь повернулся к брату. – Пойдём к Верине. Попробуем договориться и переложить проклятие. Должно сработать.
– Ты уверен, что сейчас твой разум светел? – усомнился Ивлад. – Ты сам говорил, что после песни стал неважно соображать. Сдаётся мне, сейчас тобой движет безумие, а не здравый смысл.
Домир насупился и отмахнулся.
– Как знаешь. Но ты подумай, Ивлад. Что теперь будет с нашим домом? Ты бы не хотел вернуться туда? Ты сын царя Радима Таворовича. Такой же, как и Ружан. Ты не заслужил изгнания. Разве тебе не хочется разозлиться и вернуть то, что у тебя отнял Ружан?
Ивлад уткнулся взглядом в стол, рассматривая щербинки на древесине. Слова Домира всколыхнули в нём многое: злость, обиду, боль. Чувств было так много и они так настойчиво распирали изнутри, что Ивлад не понимал, что с ними делать. Хотелось зажмуриться, спрятать голову и чтобы за него кто-то другой принял решение. В какой-то степени он даже испытал облегчение, когда понял, что не может выйти из леса: кто-то решил, что он умрёт здесь. И это решение было простым и понятным. Сиди, младший царевич, не пытайся ничего изменить. Но тут вдруг Домир надумал разбередить разом все его раны. Припомнил и дом, и отца, который его предал, и Ружана. Разве может брат лишить его дома? Разве может отнять то, что принадлежит ему по праву? Ладно отец: старик давно был не в себе. Наверняка Грайя зачаровала его своей песней куда крепче, чем Лита – Домира. И тут Ивлад разозлился: Лита и Домир! Для чего тогда она его поцеловала, если уже положила глаз на брата?!
