– Из квартиры не выпускать. Пусть парни круглосуточно дежурят.
Протянул ему ее мобильный.
– Найдите Изварина, Тем. Эту гниду нужно раздавить.
Он кивнул.
Вытянул из пачки сигарету, затянулся. У самого руки ходуном.
Внутри гул нарастал. Огромный раскаленный шар в грудине. Растет и растет, заражая вибрацией каждый нерв. Накрывает.
– Позвони Гаспару. Пусть на ближайший рейс билет мне до Москвы купит, – перед собой смотрел, на серое кирпичное строение. Тупо пялился в одну точку, не зная, как все это собрать воедино в голове.
– Твою ж… – процедил Белицкий со злостью.
– Я все понимаю, Миш, но там ты и двух дней не протянешь. Мы так и не узнали ничего, тебя ж грохнут и все… Если это дело рук Изварина, то он не зря ее в Россию отправил. Они тебя тянут обратно… У Аленки хотя бы шанс есть.
Осек его взглядом. Челюсти стиснул, чтобы унять гнев.
– Ты в своем, бл*дь, уме, Тема?! Там женщина моя, и ребенок.
Прикрыл глаза, выпуская дым сквозь стиснутые зубы. Достал из кармана снимок.
Ребенок… Слово то какое странное, необычное. Я ведь хотел… от нее хотел. А потом по башке, словно ударило чем-то. Всего день назад, у меня все было: любимая, ребенок. А теперь ничего. Стою, на ладони свои пустые смотрю и понимаю, что про*бал все. Позволил увести из-под собственного носа…
Только одного понять не могу. Да, в ресторане услышала какие-то обрывки разговора, подумала, что я г*ндон, но неужели, бл*ть, даже мысли не промелькнуло, чтобы поговорить со мной?! Неужели я такой ублюдок, что она предпочла воспользоваться помощью Марка, вместо того, чтобы подойти к тому злосчастному столику в ресторане? Да хотя бы по роже мне заехать, выплеснуть стакан в лицо, сказать, какой я м*дак? Нет, предпочла поверить Изварину и Оле.
И вообще, почему о ребенке не сказала? На листке срок стоит – семь недель. Это ж почти два месяца! А она молчала. Ну скажи, Миш, так и так ребенок будет.
Чем думала, когда решила свалить? И куда?! В самое пекло! Да в придачу с ребенком МОИМ! Сжал виски ладонями, хотелось орать.
Что с этими бабами не так то?! Где их мозги, когда нужны?
Понимал, что ни минутой больше ждать не могу. Пока не прижму к себе, не увижу, что в порядке. Бросил сигарету, к машине направился. Я знаю, что с этих минут начинается сущий ад. И этот ад будет пострашней, чем тот, что Дробин устраивал мне за решеткой. Раньше я был один. А теперь мне есть, кого терять.
Глава 9
– Дедуль, ну хватит. Ты чего, как с маленькой со мной? Я ведь сказала, все в порядке, не переживай, – прикрыла глаза, силясь, чтобы голос звучал бодро.
На самом деле меня трясло от холода. Зуб на зуб не попадал, и я понятия не имела, где проведу эту ночь. Правильно говорят, беда не приходит одна.
Прямо на выходе из аэропорта у меня украли сумку. В ней было все: деньги, документы. Пока я разбиралась с багажом, ее опустошили.
Я была в ужасе. Идти в полицию? Нет, я не могла так рисковать.
Я не знала, что делать. Благо, Изварин вместе с билетами из Италии оплатил мне место в купе до Ростова. Поэтому в город я вернулась без проблем. С чемоданом тряпья и десятью тысячами в кармане пальто. Повезло, что хоть что-то было не в кошельке.
– Как не переживать, Ален?! – дедушкин голос вернул меня к реальности. – Ты звонишь и говоришь, что сбежала от Русакова, и просишь не брать от него трубку. Я, окруженный его людьми, не могу ничего сделать… Алена, ты деда до инфаркта доведешь, – он тяжело вздыхает, за что мне становится стыдно. Я и сама переживаю о дедушке. С ума схожу, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Но пока выхода нет.
Уже неделю я в городе. В кармане последняя тысяча и я понятия не имею, как поступить. Да, уехать в дом к дедушке было бы проще всего. Но я знаю точно, что подставлять его не стану.
Как только я заявлюсь к родителю, тут же люди Изварина доложат Шторму. Марк честно мне сказал, что его жест помощи ничего не меняет между нами. Он все также будет помогать Русакову, все также верно будет ему служить. И если ему станет известно место моего пребывания, Изварин доложит Шторму незамедлительно.
– Все, дедуль, мне пора. Наберу тебя завтра утром. Держи этот телефон включенным, и разговаривай со мной только после того, как убедишься, что рядом никого нет.
Поспешила завершить вызов, пока дедушка не догадался спросить что-нибудь еще. Прикрыла глаза, чувствуя, как снова подкатывает. Я устала плакать. Устала лить слезы в холодную подушку одинокими ночами. Все неделю я провалялась в кровати гостиничного номера. Не было сил предпринять хоть что-то. Просто лежала в глухой тишине и рыдала. Сердце рвало на части, и, как бы я себя не уговаривала, не могла успокоиться.
То, как хладнокровно он предал меня, вводило в ступор. И если в первые сутки после услышанного в ресторане разговора, его поступок злил меня и придавал сил действовать, то теперь, оставшись наедине с собой, я больше не могла злиться. Мне было больно. Словно огромная плотина внутри меня вдруг рассыпалась на части, и меня сбило с ног ледяным потоком боли.
Говорят, быть жертвой проще. Намного хуже обидчику. Ведь в глубине души он всегда понимает, что был неправ и поступил плохо. Он пытается не думать об этом, забивать свои мысли гордыней и наносным равнодушием. Но на самом деле, предательство разрушает в первую очередь его. Разрушает незаметно, изнутри, продирая когтями дыры, царапая нутро. Рано или поздно это сломает его. Сломает Шторма.
Но сейчас я думала о том, что он никогда не сможет ощутить эту боль… Не сможет почувствовать ее в той громкости, которой она оглушила меня.
К черту. Я просто должна жить. Взять себя в руки и выбраться из этого ада ради ребенка. У моего малыша будет все. И я выгрызу у этого мира наше счастье.
Смахнула с лица слезы, посмотрев еще раз на знакомую многоэтажку. Натянула капюшон, все еще боясь быть узнанной. Поддельные документы спасают, но риск встретить кого-то из знакомых огромен.
Зашла в подъезд и поднялась на нужный этаж. Меня не было здесь полгода, а, кажется, будто вечность. Подошла к двери, и прежде чем нажать на звонок, замерла.
Возможно, решение придти к нему – самая большая моя ошибка. И я пожалею о ней, но, сколько бы не думала, прихожу к одному выводу. К сожалению, у меня есть только он. Больше обратиться не к кому.
Позвонила в дверь, а сама подобралась внутренне. Не знаю, откроет ли. Не знаю, как встретит и что произнесет. Но когда тебя лишают кислорода, даже малюсенький запас воздуха из мыльного пузыря покажется тебе шансом на спасение.
Лязгает звук металлического засова. Открывается дверь, и я вижу его. Небритый. Заросший. Судя по синякам под глазами – переживающий не лучшие свои дни. Некогда родные, а сейчас чужие глаза застывают на мне с удивлением.
