Вдруг из какого-то окна слышу недовольное ворчание, а после – так вообще брань и требование заткнуться.
Мне даже обидно, что моим… друзьям такое говорят. Поэтому накидываю на себя объёмное худи, которое доходит до середины бедра, ноги – в тапочки, хватаю ключи и бегом спускаюсь вниз.
Выхожу на улицу и подхожу к парням, они поначалу меня не замечают, поэтому продолжают выкрикивать слова.
Во дворе нашего дома горят столбовые фонари, они освещают всю площадку перед подъездом.
Парни стоят, подняв головы вверх и продолжая выкрикивать моё имя.
Сердце наполняется необъяснимой теплотой от вида Давида, ведь таким я его ещё не видела никогда. Сейчас нет той заносчивости, пафоса и надменности. Пьяным в стельку он пришёл ко мне под окна, хочет ещё раз объясниться, попробовать поговорить снова. Это так мило и забавно, что, несмотря на мой отказ, он всё равно тут и не собирается отступать, всё равно хочет быть вместе. Ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И сейчас его гордость уснула, и ко мне пришёл просто парень Давид, который считает, что его неправильно поняли, и хочет объясниться по новой.
Немного неудобно привлекать внимание Давида, поэтому дёргаю за руку Сашу.
– Кошмар, вы чего так разорались-то, м? Соседи уже ругаются, – стараюсь тихо привлечь его внимание.
Саша оборачивается, внимательно смотрит на меня и, когда понимает, кто перед ним стоит, кричит по инерции:
– Дэв, смотри, кто тут. Дианушка наша спустилась! Как ты хотел. Всё, друзья мои, – заплетающимся языком еле проговаривает, а после салютует нам рукой, – моя миссия выполнена, я поехал.
Прикрываю лицо рукой, с трудом сдерживая смех. Таким и Сашу я не видела никогда. Парни умеют удивлять. Смотрю за спину Романова и вижу Давида…
Встречаюсь с его проникновенным, долгим взглядом, и меня прошибает его глубина, чувства, что плещутся в нём, не могут оставить равнодушным моё сердце. Невинность, беспомощность и чистота – вот что я вижу в этих бездонных омутах. Будто сейчас передо мной стоит не мачо мэн, а молодой юноша, который хочет что-то попросить, смотрит полными надежды глазами, но не решается произнести слова, потому что ему стыдно.
В этот момент Сашка действительно идёт к машине и собирается сесть за руль. Вот же пьянь без головы!
Бегу за ним, хватаю за руку и тащу обратно.
– Эй, ты чего. Мы тебе Дэва привезли, – заплетающимся языком еле проговаривает Романов, – чтобы вы поговорили. Я тут лишний. Я поехал.
– Во-первых, кто «мы»? Во-вторых, Сань, ты пьяный, куда ты поедешь. Говоришь с трудом, ноги еле волочишь, из стороны в сторону качает тебя.
– Я не пьяный, просто тут эээ… ужасные сквозняки, вот меня и шатает от ветра.
– Ага, ага, как же. Я тебя не отпускаю в любом случае. И вообще, зачем было так напиваться?
– После бутылки коньяка беседа превращается в утечку информации, ты же знаешь. А мне надо было выяснить, что у друга на душе.
На мгновенье замерла, Саша озвучил и моё желание. Как бы мне хотелось превратиться в бутылку и послушать, что там рассказал Давид.
Уже пыхчу, так как силы наши неравны, даже будучи пьяным, он намного тяжелее меня. К тому же, Сашка упирается, и каждый шаг к подъезду даётся нам с трудом.
– Да кто же против, пьянь, что лишний ты. Да только соседи завтра мне все будут выговаривать: «Два парня пришли, совсем в этой Америке распустилась».
– А я что? Останусь тут? – вдруг встревает Давид. И голос такой обиженный, будто его ущемляют в правах.
Какой он милаха, оказывается, когда выпьет.
Оборачиваюсь к нему, смотрю внимательно и понимаю, что он предоставил мне право решать самой, как поступить.
Не прёт, как бульдозер, не пытается заставить что-то сделать. А предоставляет выбор. А ещё, что хочу его видеть вот такого, простого, хоть даже пьяного.
– Кто же тебя тут оставит. Пошли.
Беру и его под руку и тащу в подъезд. По очереди затаскиваю каждого в лифт. И если Сашка всё ещё сопротивляется и отказывается от моей помощи, то Давид – наоборот.
При каждом шаге спотыкался и хватал за меня, что пришлось его обхватить за талию и руку перебросить через плечо. А в лифте так вообще расслабился, и я прижала его к стенке, обняв за талию руками, а головой упершись в его грудь.
Я не могу безразлично находиться с ним в таком положении. Боюсь, что моё учащённое от близости сердцебиение выдаст меня. Но стоило мне немного отдалиться от него, как он начинал валиться вперёд. Я обнимала его до тех пор, пока не поднялись на мой этаж. Давид аккуратно положил руку на мою талию и кончиками пальцев нежно коснулся шеи. Что происходит? Мне показалось, или он обнял меня в ответ?
Не до конца разобралась, так как мы приехали.
Выходя из лифта, не выдерживаю и выговариваю этим двум алкашам:
– Мне кажется, что вашим перегаром можно разогнать вооруженный конфликт в Сирии или просто убивать людей.
Парни переглядываются, а после отворачиваются в разные стороны.
– Сколько вы выпили?
В ответ тишина.
Смотрю на Давида.
– И зачем?
Пацаны отмалчиваются, а повторно спрашивать я смущаюсь. Завожу их домой.
– Ну что, пришли, шумная алкашня, – на пороге нас встречает «добродушная» Соня. А посмотрев на нас с Давидом в обнимку, выдает: – Уже и ноги не можете передвигать? – с интересом осматривает нашу позу, многозначительно шевелит бровями и идёт за Сашкой, который по-хозяйски сразу проходит вглубь квартиры.
– У тебя есть что выпить, Ди?
– Эй, тут не наливают – снова встревает Соня, – только если воду, чай, кофе…
– Фу, плохая, очень плохая ты, малая.
На Давида она почти не смотрит. Мне кажется, что зная, как он отзывался и о ней в клубе, она тоже обижена, поэтому полностью сосредоточена на Сашке.
– Будете плохо себя вести, солью в сеть ваши «кричалки», – угрожает, глядя на Саню.
А после вдвоём они скрываются в стенах кухни. А я сажаю пьяного Давида на пуфик. Его взгляд плавает по моему лицу. Поднимает кисть руки и легонько касается моей щеки, ласково проводит по ней, слегка сжимает
– Ди-и-и-а-а-ан-на.
– Пошли, будем тебя отмачивать.
Вновь помогаю ему подняться с места, но до ванной дотащить такую тушку сил нет, поэтому тоже завожу его в кухню и сажаю на стул.
Сашка также в полусознании как-то пытается мычать-отвечать на претензии Соньки.
Кошмар, уже практически пять утра.
Зову Соню в свою комнату.
– Слушай, ты знаешь, что надо делать, когда вот так вот человек в ноль приходит?
– Без понятия, если честно.
