У подъездной дорожки стояла полицейская машина. Красно-синяя мигалка заливала лужайку жутковатыми отсветами, похожими на блеск карнавальных огней. По дорожке шагали двое полицейских в темной униформе.
У меня подкосились ноги. Я схватилась за подоконник, чтобы не упасть. Я судорожно сглатывала, борясь с тошнотой. Снова и снова.
Они здесь. Полицейские уже здесь. Явились арестовать меня за убийство Блэйда.
Я выскочила в коридор и помчалась вниз по темной лестнице. Так скоро. Полиция прибыла так скоро. Так скоро закончится моя жизнь.
16
Вцепившись в перила, я остановилась возле подножия лестницы. У открытой входной двери стояли двое копов. В мерцании красно-синих огней у них за спиной казалось, что их фигуры то появляются, то исчезают.
Держа в руках фуражки, они молча смотрели, как я подхожу. Оба невысокие, темноволосые и темноглазые. Они могли бы сойти за близнецов, только тот, что слева, был на голову выше своего товарища и обладал роскошными черными усами.
Рука высокого лежала на кобуре. Оба полицейских стояли навытяжку, словно ожидали проблем.
Со мной у них проблем не возникнет. Я знала, зачем они здесь, знала, что у меня нет другого выбора, кроме как сдаться.
Я переводила взгляд с одного на другого. Их лица совершенно ничего не выражали. Интересно, они видят, как меня трясет?
– Я… я… знаю, зачем вы здесь, – выдавила я.
Оба вытаращились на меня.
– Знаете? – переспросил низенький коп.
Его товарищ неловко переминался с ноги на ногу.
– Я офицер Ривера, а это офицер Миллер, – произнес он. – Мы тут проезжали, смотрим, у вас парадная дверь открыта. Хотели убедиться, что никто не вломился.
У меня перехватило дыхание. Я поперхнулась, но сделала вид, что закашлялась.
Мне хотелось расхохотаться. Хотелось пуститься в пляс. Хотелось обнять их обоих.
– Боже мой! – сразу нашлась я. – Наверное, родители оставили. Они… они навещали друзей. Вроде вернулись совсем недавно.
Офицеры, похоже, испытали не меньшее облегчение, чем я. Миллер с улыбкой кивнул. Ривера снял руку с кобуры и пригладил короткие черные волосы.
– А может, это ветер, – продолжала я, слегка осмелев. – Я весь вечер была дома и не заметила, чтобы дверь была открыта.
– Проверьте щеколду, – посоветовал Миллер. – Убедитесь, что она работает как надо.
– Благодарю за бдительность, – сказала я, чувствуя, как колотится сердце. – Я правда очень ценю это.
Они уже поворачивались к выходу, как вдруг Ривера остановился и показал на рукав моей кофточки. Проследив за его взглядом, я увидела на ткани темное пятно.
У меня екнуло сердце. Я чуть не запаниковала.
– Это кровь? – осведомился Ривера, разглядывая пятно. – Вы порезались?
Я пощупала рукав. Будто тоже изучала.
– А, это давно уже, – сказала я. – На кровь не похоже. Не знаю, откуда оно взялось. Не отстирывается совсем.
Они откозыряли мне двумя пальцами. Потом повернулись и направились по лужайке к своей машине, озаренные красно-синими вспышками.
Я аккуратно закрыла дверь и вздохнула с облегчением. Родители не проснулись. Прислонившись спиной к двери, я закрыла глаза и постаралась унять лихорадочное сердцебиение.
Они пришли не для того, чтобы арестовать меня за убийство.
Но они еще вернутся.
Открыв глаза, я провела пальцами по пятну на рукаве. Оно еще не просохло.
– Нож! – неужели я выпалила это вслух?
Кровавое пятно напомнило мне о ноже – я спохватилась, что не помню, куда его дела.
Орудие убийства.
Неужели в тот момент я оставила его рядом с телом Блэйда, охваченная ужасом, паникой и бешеной яростью? Неужели просто бросила нож на землю и сбежала?
Или все-таки забрала?
Я вдруг представила, как кидаю его в свою сумочку. Моя сумочка…
Я оставила ее у черного хода. Сделав глубокий вдох, я оттолкнулась от входной двери и пошла на кухню. Там я взяла сумочку за обе ручки и отнесла в свою комнату.
Стоило мне взять ее в руки, как вся моя паника, весь ужас кошмарной сцены возле дома Блэйда обрушились на меня с новой силой. Перетягивание каната – наша с Блэйдом схватка за эту сумочку… Если б только… Если б только я не отпустила ее. Если б только он не перевернул сумочку…
Нож бы не выпал. Не попался мне на глаза – я бы о нем и не вспомнила… Не говоря уже о том, чтобы пустить его в ход.
Швырнув сумочку на кровать, я наклонилась, чтобы порыться в ней. Да. Нож оказался там. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы нащупать его на дне, схватить за рукоять и вытащить. Он дрожал в моей руке, словно живой.
Держа нож на весу, я раскрыла его. Серебристое лезвие блеснуло в свете лампы, крохотные капельки крови переливались, словно самоцветы.
Кровь Блэйда. Я смотрела на клинок, будто завороженная. Смотрела на блестящие капельки крови, на кровавое пятно возле ручки. Смотрела, пока к горлу не подкатил вопль. Пока мне не захотелось разорваться.
Да. Я вдруг осознала, что-вот взорвусь – разлечусь на куски в чудовищной вспышке бешеной энергии, – если что-нибудь не сделаю. Если не расскажу хоть кому-нибудь.
– Я этого не вынесу, – вырвалось у меня. – Я не смогу держать это в себе.
Я уронила нож на ковер у своих ног, но капельки крови так и сверкали у меня перед глазами.
Я должна сказать кому-то, пока не взорвалась. Должна признаться в содеянном.
Джули. Я тут же подумала о моей верной Джули. Она такая практичная, такая рассудительная. Она выслушает меня. Она не отшатнется.
Я схватила телефон дрожащей рукой. На экранчике всплыла клавиатура. Я стала лихорадочно тыкать в нее, пытаясь набрать номер Джули.
После двух гудков она ответила.
– Джули? Это я! – закричала я не своим голосом. А дальше слова хлынули из меня, словно рвота: – Я убила его! Я это сделала. О, Джули, помоги мне. Пожалуйста, помоги. Я убила его. Я просто сорвалась. Потеряла голову. Я сорвалась. Я убила Блэйда!
17
На последней фразе я поперхнулась. Горло сдавило так, что я лишилась дара речи. Тяжело дыша, я прижимала телефон к уху.
– Кто это? – спросил хриплый спросонья голос на другом конце линии, незнакомый женский голос. – Барышня, это розыгрыш? Если так, то не смешно.
Ой, мамочки. Я взглянула на экран. Не тот номер. Я не туда попала.
– П-простите, – выдавила я. Не успела она еще что-нибудь сказать, как я дала отбой и бросила телефон в сумочку.
Я упала на постель и обхватила себя руками. Я знала, что этой ночью не смогу уснуть. Я боялась, что вообще никогда больше не смогу уснуть.
