Я неплохой писатель, Дневничок. Люблю сочинять и рассказывать истории. Это эссе имело для меня особое значение, ведь дедушка умер, когда мне было семь. Я уже начала писать его. Вообще-то, почти закончила.
Который час? Два пополуночи? Может, встать и поработать над эссе? Может, это отвлечет мои мысли от Блэйда?
Я зевнула. Нет. Все равно не смогу сосредоточиться. Спать не хотелось, но я чувствовала себя вымотанной. Разбитой. Может, если очистить мысли… Если медленно сосчитать от одного до ста…
На девяноста трех за окном что-то задребезжало. Я села, будто ужаленная.
Дождь перестал, но оконное стекло переливалось дрожащими капельками. Яркий месяц плыл в туманной вышине.
Я прислушалась. Звук повторился. Теперь он походил на сдавленный вскрик. Может, кошка?
Прижавшись носом к стеклу, я выглянула во двор.
– О нет. О нет.
Увидев знакомую фигуру в красной толстовке, я с шумом втянула в себя воздух.
Блэйд стоял на лужайке в треугольнике желтого света. Капюшон был откинут, и я видела его зеленые глаза, устремленные на мое окно.
– Нет. Пожалуйста. – Я крепко зажмурилась, пытаясь стереть его из реальности, изгнать, отослать прочь. Я готова была умолять, заклинать его. Сгинь, Блэйд. Ты умер. Прошу, сгинь.
Вот только когда я открыла глаза, он никуда не сгинул. Он стоял на том же месте, красная толстовка мерцала на свету, и тут я заметила его руку. Руку, отсеченную дверцей моей машины. Она торчала из кармана толстовки.
Он нашел свою руку. Она у него.
Я попятилась от окна, но он уже заметил меня. Я смотрела, как он поднимает уцелевшую руку над головой.
Что это? Что он сжимает в кулаке?
Я вглядывалась в залитое дождем стекло, пытаясь сфокусироваться. Свет из дома упал на предмет в его кулаке. Нож. Лезвие блеснуло.
– О боже.
Блэйд держал нож высоко над головой, так высоко, чтобы я могла его видеть. Голова Блэйда запрокинулась. Он поймал мой взгляд.
Я завизжала, когда он опустил нож.
Он всадил лезвие себе в голову и снова убил себя.
32
Взгляд мой метнулся к двери спальни. Вдруг мама и папа услышали мой крик?
В коридоре стояла тишина.
Мне больше не хотелось выглядывать во двор. Не хотелось видеть Блэйда, распростертого на лужайке с ножом в голове.
Но у меня не было выбора. Я должна убедиться, действительно ли он умер. Я должна знать…
О боже. Нет.
Он не убил себя. Он вогнал нож себе в рот – и кромсал швы на губах. Он хотел освободить рот.
В ярком свете я отчетливо видела, как лопалась толстая черная нить, как отваливались стежки, пока не осталось всего несколько ниток, застрявших по углам его рта.
Охваченная леденящим ужасом, прижимая пылающее лицо к холодному стеклу, я смотрела, как Блэйд проверяет рот. Двигает челюстью. Подергивает губами. Он медленно открыл рот, потом снова закрыл. Вытащил обрывки ниток и снова пошевелил губами.
Затем он поднял глаза на меня и закричал – страшным, хриплым, звериным криком:
– Я вернулся за тобой, Кэйтлин! Я вернулся! Я никогда не оставлю тебя в покое! Никогда!
Ахнув, я задернула штору, упала на кровать и натянула одеяло на голову.
* * *
На следующее утро мне не хотелось идти в школу. Как я буду сидеть на уроках, когда в голове у меня крутятся такие ужасы? Я уже начала сочинять отмазки для родителей. Но потом вспомнила, что оставаться дома нельзя. Я должна пойти в школу и найти Дину Фиар.
Она была моей единственной надеждой. Из старинных книг в своей семейной библиотеке она узнала тайну, обрела силу, способную вернуть Блэйда к жизни.
Она должна знать, как отправить его обратно в гроб.
Остановив машину на стоянке, я снова подумала о двух мертвецах, заточенных в стеклянные витрины в глубине Дининого дома. Я содрогнулась, вцепившись в руль. Нормальный человек обходил бы Дину за километр.
Но я не была нормальной. Я обезумела от ужаса. Я шарахалась от любого звука, любого мелькания света или цвета. Стоило промелькнуть чему-либо красному, и мне хотелось закричать. Я знала, что эта красная толстовка будет преследовать меня в кошмарах до конца жизни.
Неужели Блэйд действительно сказал, что останется со мной навечно? Его слова следовало воспринять всерьез. Он явно не шутил. При одной мысли об этом у меня скручивало живот, а сердце уходило в пятки.
Где же ты, Дина?
Я ждала ее в коридоре почти до самого звонка. Она так и не появилась.
Я поспрашивала ребят, не знают ли они, в каком классе учится Дина. Никто не знал. Из-за странной мрачной внешности, растрепанных волос, черных нарядов и малахольного поведения ребята избегали ее.
Она была одиночкой. Я не знала, есть ли у нее в школе хоть один друг. Она не посещала ни одно из моих занятий. Я никогда не видела ее с кем-либо.
Прозвенел звонок. Опустели школьные коридоры, все разошлись по классам. По дороге на урок мисс Чоу я заглянула в несколько кабинетов. Дины там не оказалось.
Когда я вошла, мисс Чоу оторвала взгляд от своего ноутбука.
– Будь добра, Кэйтлин, закрой дверь, – попросила она. – И впредь постарайся не опаздывать, хорошо?
Я закрыла за собой дверь.
– Мисс Чоу, вы не знаете, в каком классе учится Дина Фиар?
Она прищурилась. Почесала ежик черных волос (она всегда стрижется очень коротко, оставляя лишь челку на лбу).
– Дина Фиар? Извини, Кэйтлин, не знаю такую. А что, какая-то проблема?
– Ну-у… – замялась я. Сидевшая в конце первого ряда Джули встревоженно наблюдала за мной. – Это очень срочно, – сказала я наконец. – Мне действительно нужно найти ее.
Мисс Чоу кивнула.
– Почему бы тебе не заглянуть в канцелярию? Миссис Вейл охотно подскажет тебе, где ее найти.
– Спасибо. – Я бросила рюкзак на стол. – Я скоро. Огромное спасибо, мисс Чоу.
– Послушай, Кэйтлин! – через весь класс окликнула меня Джули.
Но я уже выскочила в коридор, тихий и почти безлюдный. У витрины со спортивными призами о чем-то совещались двое учителей физкультуры. Когда я пробегала мимо, они кивнули мне вслед.
Кабинет директора находится недалеко от главного входа. Я вошла в него. На скамье у стола сутулились двое парней со скорбными минами. Скорее всего, второкурсники. Видно, набедокурили.
Миссис Вейл, секретарша, прижимала к уху телефонную трубку. Во время разговора она стояла у стола, просматривая какие-то бумаги. Я подошла к ней и оперлась руками о стол.
