— К слову, Вера, ты испортила мой вечер.
Этими словами меня встретил Влад. Снова стоит у окна, мощная фигура напряжена, и бездвижна, и давит беспощадно, чертов сыч.
— Значит, мы квиты. Ты тоже мне много что испортил. Влад, есть ненужная футболка или рубашка?
— Зачем? — он обернулся, и я не увидела, но почувствовала, что он разозлился от того, что я в одном полотенце. — В шкафу возьми любую.
Хватаю первую попавшуюся белую футболку, и возвращаюсь в ванную, откуда выхожу уже относительно прилично одетая — футболка на мне висит, как балахон: широкая и длинная, она скрывает очертания моей фигуры.
— Ложись спать.
— Не хочу, выспалась.
— Странно, — он мягко приблизился к кровати, на которую я села, — обычно похмелье не отпускает так быстро.
— Я же говорила, что не пьяна! Раскачало немного, но не стоит делать из меня алкоголичку.
— Не стоит, да, ты сама с этим справишься.
Так, мы сейчас снова разругаемся! А этого нельзя допустить, раз увольнять Влад меня не собирается. Да и Вероника… Боже, что он знает?
— Хорошо, будь по-твоему, я пошла в родную мать, и через пару лет сопьюсь. На дно опущусь, — послушно тараторю, и быстро меняю тему на более опасную: — Ты про Нику спрашивал. Я правду сказала, не солгала. Ты не мог нас видеть в тот день, потому что этого не было. Столько лет прошло, мы с ней часто виделись, и… да, думаю, ты спутал дни. Ко мне полиция приходила, спрашивали, и спрашивали не один раз, так что если бы я была с ней — узнали бы об этом. Я просто не хочу между нами недопонимания, потому и объясняю: в тот день я не видела ее.
Боже, прости мне мою ложь. Но лучше она, чем та правда, которая больше на бред похожа, что снится мне ночами столько лет.
— Наверное, ты права. Я перепутал, — Влад опускается на пол рядом с моими ногами. Я не вижу его взгляд из-за черной, как вороново крыло, ночи, но чувствую, как жжет этот лед. — Вы близко общались, и я подумал, что мало ли… но спасибо, что объяснила.
Он мягок. Снова дружелюбен, приветлив, но кажется, что лучше бы, как и раньше жалил меня словами, чем окутывал этой пыльцой.
Пылью.
Наверное, кажется, и я снова придумываю то, чего нет. Влад поверил, иначе бы не сидел так спокойно рядом со мной, а придушил бы.
На миг, на краткий, проклятый миг я очаровываюсь — этой ночью, тишиной и разлившимся спокойным смирением. И Владом, чья светловолосая голова совсем рядом, стоит лишь дотронуться… должно быть, это алкоголь, что еще отравляет мою кровь, но я так и сделала.
Протянула руку, и провела пальцами по его скуле, по виску, по жестким волосам…
— Вера, убери… хватит!
Он дышит тяжело, чувствую, как сглатывает от… от отвращения! И былое спокойствие, былое дружелюбие испаряются. Да как Влад может, будь он проклят!
— Ненавижу тебя, понял? Ты… ты трус, ты сноб. Что, пачкаю тебя да? Такое отребье не достойно одним воздухом дышать с таким, как ты — золотым мальчиком, которому все по жизни должны?
Уже сама руку отдергиваю — током бьет, и иглами в сердце. Столько таких было, которые припоминали мне детдом и мать, опустившуюся на дно? Не счесть. И говорили… всякое говорили: вшивая, заразная, даже что СПИДом болею, ведь не может такая, как я быть обычным человеком.
И я почти забыла, но Влад напоминает постоянно, что я грязь под его ногами.
— Истеричка. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь…
— О, я понимаю! Еще как понимаю, — вскочила с кровати, не желая больше ни минуты оставаться здесь. — Пошел ты к черту, достали меня эти качели. И в твой дурацкий офис я больше не приду, ясно?
— А я отменю перелет ТВОЕЙ мамочки в Израиль. Сделаю возврат тех денег, что перевел на ее лечение, — Влад приблизился ко мне так близко, что я не успела заметить его шагов. Застыл напротив, а я к стене прижалась. Он снова не прикасается, но будто в тисках сжимает — так, что не пошевелиться, не вздохнуть.
— И пусть это будет на твоей совести! Если она есть!
— Бешеная сучка, — прошипел он, уперся кулаками в стену, по обеим сторонам от меня. Зажал в капкан, а я от ужаса задыхаюсь. — Ты меня достала! Так не терпится, чтобы я тебя полапал? К этому привыкла, да? Так получай!
Краткий миг головокружения, наполненного ненавистью и гневом, и я чувствую не пустоту, а его руки на моей коже.
И медленно умираю.
Глава 17
— Влад, не нужно, я… я не то имела…
— Поздно, — отрезал он, и я пожалела, что не додумалась держать язык за зубами, и не унесла отсюда ноги. — Ты такая дура. Вздумала играть со мной?
Его сильные руки клеймят меня, сжимают талию, и мне дико страшно от того, что Влад задумал. Но эта черная ночь, эта черная близость ненавистного, по сути, человека — они что-то делают со мной. И я не пытаюсь вырваться.
— Так тяжело дышишь, — прошептал, обжигая дыханием мою щеку. — Боишься? Правильно, Вера.
— Пожалуйста, отойди, не трогай меня.
— Ты ведь сама хотела. Просила, скандалила, — Влад как в бреду, он настоящий маньяк, который поймал свою жертву, и мучает медленной пыткой, что страшнее смерти. — Мне надоело тебе отказывать. И себе.
Поддел длинную футболку, заставляя ее задраться, и теперь все по-честному, без иллюзий, без слабой защиты ткани. Всхлипываю, наслаждаясь и страдая от болезненно-острых прикосновений его шершавых ладоней к моему животу, и, наконец…
— Нет, — выдохнула, и сжала ноги от прострелившего меня насквозь проклятого наслаждения.
— Да, — задыхается Влад, заставляет меня поднять безвольные руки, и снимает с меня футболку.
Пытаюсь прикрыть грудь руками, но он легко ломает сопротивление, отводит мои ладони, словно я не имею права к себе прикасаться, и, как зачарованный, снова оглаживает набухшие соски. Зажимает их между пальцами, трет, уничтожает и меня, и себя.
Почему я не бегу? Почему не кричу? Мне ведь невыносимо плохо рядом с Владом, меня трясет от его жадных прикосновений, я чертовски боюсь этого психа.
А еще мне смертельно хорошо. В венах не кровь, а кипящая лава, и в глубине сознания бьется мысль, как птица в клетке, что это должно было произойти.
К этому все и шло: он и я.
— Расставь ноги. Вера, — шепчет жарко, с нажимом, как помешанный, ведет ладонью вниз по животу, подцепляет резинку трусиков, и накрывает лобок, — расставь, я сказал. Шире.
— Нет…
— Мне надоел этот ответ. «Нет, не надо, не делай этого», — Влад прижал меня к стене своим телом — дрожащим, возбужденным и сильным, и теперь выхода нет. Не смогу убежать, не смогу закричать. — Ладно, можно и так…
Воздух искрил, он раскален до предела в той плоскости, где лишь он и я, и когда Влад силой вклинился пальцами между моих бедер, я сдалась.
