— Чтобы он еще сильнее маму возненавидел? Она сумасшедшая, — улыбнулась горько, — и его винит во всех грехах. Даже если бы она не увидела Влада в тот день неподалеку от конюшни, она бы все — равно приплела его. Наверное, она с самого начала нездоровой была, иначе я ничего не могу объяснить.
— Я в шоке, я просто в шоке. Она Нику убила…
— Она ее толкнула, — поправила я. — Мама запрещала ей выходить, Ника ослушалась, и мама всего лишь слегка ее толкнула. В неудачное место.
— И сбежала, когда любимой дочери камень череп раскроил, — Катька головой качает, а на лице выражение крайней брезгливости. — Ты — то ладно, козявкой была, испугалась, а она… она Нику и погубила. А потом за вас принялась, и никакая болезнь это не оправдывает.
В глубине души я согласна, что не оправдывает, хотя душеведы могли бы со мной поспорить. Но вслух я не могу этого произнести, кощунство это, предательство. И разлюбить маму не могу по щелчку пальцев, что бы она ни совершила.
Наверное, это и есть настоящая любовь — знать, что человек полное говно, и продолжать его лелеять.
— Надеюсь, она сдох…
— Не говори так! — перебила подругу, и опустилась на лавку. — Спасибо, что сходила со мной, одной мне страшно было идти.
— Ты Влада должна была позвать, а не меня. И рассказать ему все: про Нику, про мать, может, если бы он, а не я, пошел провожать самолет с ней, им бы удалось поговорить, — тихо выговаривала подруга, и я снова согласна с ней.
Я бы и сама такой совет дала, правда всегда гораздо лучше лжи. И Влад правду заслужил, но…
— Я не хочу, чтобы ему было больно.
— Дурочка ты, Верка. Про Нику ведь писали в газетах, даже я помню, все обсуждали, — Катя села рядом, и приобняла меня за плечи. — И он, и папа Ники до сих пор не знают, что с ней случилось. Нашли мертвую, раны от камней, следы от рук, синяки от ударов — то ли убийство, то ли несчастный случай. Ты представь, как тяжело им думать, что Нику какое — то людское зверье убило, а? Расскажи им все, Владу хоть расскажи!
Синяки от ударов, следы на шее от рук — это ведь я. Тормошила ее, лупила, верила, что смогу в чувство привести, стараясь не замечать очевидного. Но рассказать Владу?
— Еще тяжелее будет узнать правду. Лучше пусть все остается так, как есть. Иногда ложь гораздо лучше.
— Вранье тебе боком выйдет, оно всегда вскрывается, — нахмурилась подруга. — Да и не вытянешь ты это одна, сломаешься. Ты… ты уже сломалась, вон на кого похожа!
Глупости какие!
Я счастлива. Я полностью счастлива, ведь у меня есть Влад — резкое, безумное счастье. Одно на двоих. Да, в прошлом много плохого, дурного, гремят скелеты, спрятанные в шкафах, а в глубину души и вовсе лучше не заглядывать, чтобы не отыскать там чудовище, но самое главное — мы вместе.
Только он у меня остался, и причинить Владу боль своими ненужными откровениями я хочу меньше всего на свете.
— Я со всем справлюсь. Я сильная.
— Ты слабая, — упорно спорит Катя, — и ты на пределе. Издерганная, исхудавшая… в зеркало хоть посмотрись! Справится она, как же.
Отмахнулась от слов подруги — не понимает она. Не любила никогда по — настоящему, а я вот полюбила. Нежданно-негаданно, и навсегда. Так, что, кажется, на все ради Влада готова.
В том числе и молчать о прошлом. Не самая большая цена, на самом деле.
Маму я навещала все эти дни, продираясь сквозь неодобрение Влада. Навещала и молча сидела рядом с ней, всматриваясь в лицо этой безумной женщины, рядом с которой я повзрослела.
Сидела, и думала о том, что я тоже безумна, наверное. Самое главное я понимала всегда, хоть и боялась об этом думать — что мама меня медленно убивала, и что ее голос я слышала в те жуткие минуты, когда отбежала от Ники.
Мама закрывала на это глаза, и я тоже. Закрывала, купалась в фальшивой родительской любви и наслаждалась ею — недолюбленная, необласканная и никому, кроме безумицы не нужная.
Наверное, еще и поэтому, Владу лучше не знать ни о чем. Он — то нормальный.
Глава 34 Влад
— Влад! — Вера оттолкнула меня, и улыбнулась так, как я люблю — смущенно и чуть дерзко. — Не на работе же, ты чего?
— И на работе, и по дороге домой, и дома. Везде, милая, — снова обхватил ладонями ее бедра, теснее вжимая в себя, сатанея от осознания, что нас лишь пара тряпок друг от друга отделяет.
— Мы ведь утром…
— А мне мало, — провел кончиком языка по нежному ушку, и Вера задрожала. Да я и сам на грани, не соображаю уже ничего — все время мало, мне нужно все больше, и больше, без остатка.
Да она, итак, полностью моя. Это в золотом взгляде Веры читается легко, она не скрывает. Любит, и это заводит — меня никто так не любил еще.
— Ты — моя катастрофа, — прошептал ей, а Вера ущипнула, и вывернулась — таки.
— На работе, Владислав Евгеньевич, держите себя в руках, — вздернула девушка тонкую бровь, и уже тише добавила: — Я для многих твоя сестра, нас извращенцами посчитают. Лишнее это.
Только хотел сказать, что мне плевать на сплетни офисного планктона, да и ей самой должно быть плевать, как снова позвонил отец. А Вера привычно нахмурилась, губы поджала.
Чувствует что-то?
Наверное. Интуиция у нее, как у кошки.
— Я пойду, буду в приемной, никуда ни на секунду не отойду, — она вздохнула, отошла на шаг, но обернулась, и затараторила: — Пожалуйста, держи меня в курсе. У мамы сейчас операция, и вдруг тебе позвонят, а не мне, и сообщат…
Сообщат, выжила она, или нет.
Кивнул, обещая сразу же сообщить, и принял вызов от отца, готовясь выслушивать очередную нотацию, на которые старик щедр в последнее время.
— Ну! — это я услышал вместо приветствия.
— Здравствуй, отец.
— Ты порвал с ней? Или все еще издеваешься над девчонкой?
Поморщился от неприятных слов, но лгать не стал. Он все — равно узнает правду.
— Не порвал пока. Сейчас не время, — нажал на громкую связь, и подошел к мини — бару. По трезвому этот разговор не вынести, отец в ударе. — Позже.
— Ты в своем уме, Влад? Я же приказал тебе мягко расстаться с девочкой. Я был в ужасе, когда узнал…
Да — да, дальше можно не слушать. Отец и правда был в ужасе, и орал, как психопат, когда пронюхал обо мне и Вере. А затем сопоставил факты, и мне пришлось раскрыть перед ним карты, зачем она мне.
… — это зашло слишком далеко, я не таким тебя растил. Именно чтобы ты нормальным вырос, я и забрал тебя у матери. А ты используешь глупую девчонку, мстишь за прошлое, ты одержим, как и твоя мать! — орет отец, и я делаю динамик чуть тише, чтобы не так оглушал. — Расстанься с девочкой по — нормальному, не стоит рушить ее жизнь…
