И так-то вроде все эти рескрипты Конференции выходили постепенно, по чуть-чуть. И там, в Лифляндии, дивизия особо и не нервничала по их поводу. Так же по чуть-чуть исполняли или не исполняли. Спокойно, в рабочем режиме. А вот мы… На нас все это счастье свалилось разом, в один момент, в январе, вместе с явлением в полк нового командира, полковника Вильгельма Лебеля. Полковник пришел, сделал назначения на должности и повышения в чинах, а потом достал из сундука толстую пачку накопившейся корреспонденции и… полк затрясло в лихорадке реформ.
Шлиссельбургский полк, который летом развалился на куски из-за проблем с руководством, большие начальники из Петербурга решили сделать учебным, а опытных солдат из него раздать на пополнения. К нам из того полка пришло почти четыре сотни человек. А две с лишним сотни людей – лучших, разумеется, в нашем полку негодных нет – отправились служить в Обсервационный корпус. Еще обещали прислать на пополнение полсотни ландмилиционеров из Нижнего Новгорода, но, как известно, обещанного три года ждут.
Итого по личному составу в целом нарисовалась следующая картина. Полк весной потерял две сотни своих гренадеров, взамен летом получил три сотни рекрутов – это та команда, с которой прибыл и я. Потом потерял три сотни рядовых, отданных Шувалову, обратно получил еще четыре сотни «шлиссельбуржцев». Получается, что каждый третий солдат в полку – новичок, зимующий в полку первую зиму. Да и качество новичков… Или бестолковые рекруты, или горькие пьяницы и прочий сброд, от которых их прежний полк избавился без малейшего сожаления.
А я, например, хоть и капрал, но все равно по сравнению со старослужащими еще зеленый салага. Хотя бы потому, что для меня это тоже первая зимовка не только в полку, но и в армии вообще. А зимой солдаты живут не совсем так, как летом. Есть некие особенности, знаете ли.
Так вот. С рекрутами-то все ясно. Новички – они всегда новички, и есть устоявшийся шаблон, как именно их обтесать под службу. А вот шлиссельбуржцы…
Те, кого нам отдали из Шлиссельбургского полка – это, конечно, что-то с чем-то! Больные, тощие, битые-перебитые, глаза у кого потухшие, у кого одичавшие, одеты все в обноски… Имущество полка они в полку же и оставили, пришли к нам без ничего. При том, что те наши, кого граф Шувалов забрал в Обсервационный корпус, – они обязаны были идти уже полностью упакованными. Так не принято, ведь полковое имущество принадлежит полку, а не солдату… Но кто воспротивится графу Шувалову? Полковник Макшеев? Так ему до нашего полка уже и дела нет, он теперь гражданский чиновник. Новый полковник? Так он иностранец, еще не вник в местные особенности. Потому сейчас играет педанта. Что велено – то и делает.
Но это еще не все наши несчастья. Есть еще одно, имя которому – капитан Алексей Андреевич Нелидов. Новый командир роты. Произведен из гвардейских сержантов в капитаны и выслан в войска. Такой вот подарочек. Преображенец с лицом и повадками горького пьяницы – прошу любить и жаловать, ваш новый командир. В роте он появляется нечасто, почти все время проводит в штабе батальона при майоре Небогатове. Наверное, учится и стажируется. Все ж капитанская работа – ее знать надо. Ну или пьет. Или и то и другое сразу. А ротные дела все так же решает поручик Нироннен. Разве что с поправкой на редкие набеги Нелидова с ворохом сверхценных советов и спесивой критики. Ох, намучаемся мы еще с ним, нутром чую!
М-да. А мое капральство…
– Как дела, Жора? – спрашивает меня крестный. С заботой так спрашивает, с участием.
Он – ундер-офицер, у него полномочий побольше, чем у меня. Может по-свойски подсобить, если вдруг надо чего, да не доводя до ушей поручика Нироннена. Ну там, мало ли что. Но я пока его ни о чем не просил. Эта глупость еще успеется.
Встречаемся мы, считай, каждый вечер. Кроме тех случаев, когда мое капральство заступает в караул. Над нашей полуротой за старшего – ундер-офицер Годарев, капральства из полуроты Ефима заступают в другую смену. Потому видимся вот на таких ундерских посиделках в кухмистерской знакомца Архипа.
Собираемся, ужинаем, обсуждаем текущие дела и планы на завтра, решаем рутинные вопросы – ну, мало ли, кто из солдат занемог и его подменить надо на работах или в караулах. Играем в кости по малым ставочкам. У нас тут все по-свойски. Кто выиграет – тот за всех и платит. В целом выходит вроде каждый за себя расплатился, а вроде и поиграли с азартом. Я, правда, не выигрывал еще ни разу. Обыгрывать по комбинациям мне по сроку службы не положено, а шанс выпадает редко, и, как правило, не в тему.
Шанс – это комбинация, когда из пяти костей у всех разные значения. В тех правилах, по которым играем мы, шанс – самая высокая комбинация. Выше, чем пять одинаковых значений. Правда, только в том случае, если выпадает с первого броска. Если со второго или третьего – то считается лишь одна костяшка старшего значения.
Так и играем. Ставка, потом бросок, оставляешь на столе понравившиеся костяшки и можешь сделать еще два броска. Потом отдаешь стаканчик следующему. Те, у кого одинаковые значения – играют между собой, пока не останется только один. И вот самый смак игры, когда в финале человек с трех бросков собирает, к примеру, четыре одинаковых, а его оппонент с первого же броска выбрасывает шанс. О, какой тут случается всплеск эмоций! Крики, вопли, обида, восторг, зависть, восхищение, требование пересмотреть правила… Шанс – он такой. Кто-то старается, разрабатывает стратегию, выполняет суеверные ритуалы перед каждым броском, а кому-то просто повезло.
В паузах между партиями травим байки. Максим Нилыч Годарев, как человек образованный и дворянин, рассказал мне, что слово «азарт» произошло от слова «зар», что означает – «игральная кость». Оно проделало длинный путь от арабов к испанцам, от испанцев к французам, а оттуда уже к нам. Я в ответ рассказываю, что слово «шанс» по французски означает всего лишь – «бросок».
Я самый младший из тех, кто сидит за столом. Не по званию, по возрасту. Потому больше слушаю и запоминаю, сам же говорю мало. Редко когда удается вставить свои пять копеек, чтобы было в тему и не напрягло старших. Ну а старые капралы с удовольствием дают советы и травят наставительные байки. Оно же приятно, когда вроде бы за столом все равные, но есть тот, перед кем можно выпендриться, рассказывая поучительную историю. А я что? Мне несложно. Киваю в нужных местах, восхищаюсь там, где от меня этого ждет рассказчик. Знания лишними не будут.
Стаканчик передают мне. Встаю, двигаю в банк в центре стола медную монетку. Трясу костяшки, переворачиваю, бью об столешницу. Убираю стакан. Ага, две единицы оставляем, остальные кубики обратно в стакан. Еще. И еще. Ну вот, две тройки выпало. Два плюс два – ничего так, средняя комбинация. Передаю дальше и сажусь на место.
Спрашиваешь, как у меня дела, крестный? Так и хочется сказать, что хреново у меня дела. Проблем вагон и маленькая тележка.
Вот, к примеру, из вечного: деньги. Жалованье, еда, дрова, солома – на все нужны деньги. А потребности капральства зимой чуть выше, чем позволяет жалованье. Летом-то мы никаких приготовлений не сделали. А даже если бы и успели чего – новички все равно бы все свели к нулю. Да и тем, кто уходил, надо было с собой чего-нибудь в дорогу собрать. Знаем мы интендантов графа Шувалова, наверняка там в этом новообразованном корпусе из имущества только обещания.
