Поэтому я начал по вечерам ходить в кухмистерскую, играть в кости с капралами. Давать отдохнуть ребятам. А еще я завел себе настоящий шпицрутен. И на следующее утро даже пару раз пустил его в ход. Белкин тогда еще посмотрел так насмешливо – мол, чего, молокосос, в начальника играешь, ща всех запорешь до смерти? Вай, баюс-баюс! И я, может быть, и сорвался бы. Если бы не одобрительный взгляд Семена Петровича, нашего бессменного «дядьки». Хорошо, что поручик Нироннен перевел его в мое капральство. С ним как-то спокойнее. Он мужик тертый, опытный. Не даст натворить совсем уж очевидных глупостей.
Да уж.
Спрашиваешь, как у меня дела, Ефим? Зачем спрашиваешь? Ждешь, что я начну жаловаться на своих солдат, на нищее хозяйство обеих артелей капральства, на безденежье, морозы, хреновое снабжение, свары в коллективе, просить помощи и поддержки? В другой раз, Ефим. Как-нибудь в другой раз.
Улыбаюсь радостно, протягиваю руку для приветствия и отвечаю:
– Нормально, крестный. Как сам?
Глава 2
Кафтанов – двенадцать штук, на каждый кафтан двадцать пять пуговиц, всего триста. Камзолов двенадцать, на каждый шестнадцать пуговиц, итого сто девяносто два…
Я сидел и заполнял имущественный формуляр для каптенармуса. То, чего мне не хватало для полного счастья. А не хватало мне… «Пуговиц штиблетных»… сколько их надо-то? Сверился с табелем о вещах в капральстве, щелкнул пару раз костяшками на больших деревянных счетах.
Моим шлиссельбургским сироткам нужны мундиры. Но учет и контроль – вещь такая. Нельзя просто написать – вот, мол, нужны мундиры, столько-то комплектов. Нет уж, будь любезен все имущество подробно распиши. Пуговицы каждого вида – отдельно, пряжки каждого вида – отдельно. Ремни, пояса, бляхи на сумку… Хорошо хоть аршины сукна на камзолы считать не надо… наверное. Если надо – то мне придется всю табель переделывать. А ротный каптенармус сейчас работает в режиме приема заказов. Большая полковая реформа привела к авралу по линии интендантов, у писарей всех уровней, от полкового до ротного сейчас тоже полный завал. Потому, если я хочу, чтобы мое капральство не ждало обещанного до морковкина заговенья, то надо бы немножечко облегчить и ускорить, так сказать.
Впрочем, заполнять ведомости и формуляры – это тоже часть работы капрала. Это офицер может быть неграмотным, ему по штату писарчук положен. А нижним чинам личные писари не полагаются. Из-за этого, например, при производстве в капралы преимущество отдается грамотным. Да и вообще, в одном из наставлений сказано: правление капральства уподобляется правлению роты, а ротное уподобляется полковому и так далее. Поэтому теперь я в своей капральской сумке постоянно таскаю кучу бумаг: послужной, ранжирный и малый перекличной списки, сокращенный строевой устав, табель о вещах в капральстве…
Прав был Ефим, когда говорил, что работа капрала сродни работе деревенского старосты. Казалось бы, самая младшая командная должность. Однако если капрал владеет только тростью и шпицрутеном, а перу не уделяет должного внимания – то у такого капральства могут начаться проблемы. За решением которых придется обращаться к ундер-офицерам. А эту дурость я всегда сделать успею.
Так что рисуй циферки, Жора, рисуй. Капрал – должность творческая, высокохудожественная. А для муштры можно своей властью назначить любого старого солдата мелд-ефрейтором и экзерцмейстером, самому же только щеки надувать и критику разводить. В перерывах между написанием бесконечных цифр в формуляр.
Хлопнула входная дверь, и вместе с морозным облаком в комнатенку ввалился Федька Синельников, денщик поручика Нироннена.
– Жора, привет! – с одышкой говорит Федька. – Тебя Мартин Карлович к себе кличут!
– Ща в лоб дам! – спокойно отвечаю, не поднимая головы.
Федька еще летом пытался быть со мной запанибрата, когда я находился на излечении и замещал должность ротного писаря. И пробовал всячески угодить. Наладить, так сказать, отношения. Впрочем, в плане угодить – это Федька пытается проделать с каждым. И что-то угодить у него не очень-то получается, все равно постоянно шпыняют. Вроде до поры до времени смотрят на него благосклонно, а потом все равно бьют. Есть в нем что-то такое…
А ведь если так подумать, без лишних эмоций, то Федька выходит очень даже полезный человек. К примеру, чернила, которыми я пишу – его изготовления. Хорошие чернила, удобные. Не сильно жидкие, не сильно густые, в самый раз. Он их варит только для своих, хитрым образом смешивая сажу, водку и толченый сахар. Получается хорошо. Те, что продаются в городской канцелярской лавке, куда как хуже будут.
В общем, Федька пытается быть хорошим для всех и сразу. А сейчас так особенно. Потому как вопрос перевода в строй на данный момент подвис в воздухе. То ли переведут, то ли замнут, то ли переведут, но не всех… Вот он и шуршит, как электровеник, пытаясь оказаться незаменимым на своей должности при господине поручике. Вон, и как посыльный работает, и как денщик, а еще конюх, кучер, повар, прачка и назойливый радиовыпуск вечерних гарнизонных новостей.
Но осаживать его надо. А то если близко к себе подпустишь – прилипнет, как жвачка к ботинку, так и будет тарахтеть над ухом, пока в лоб не засветишь.
– В смысле это, как его… Господин капрал, тебя вызывает господин поручик. Велит немедленно явиться!
– Ну вот, другое дело! – одобрительно хмыкнул я.
Кто-то наверху услышал мои молитвы и сотворил мне легальный повод отдохнуть от рисования циферок. Все-таки писать пером – не самый быстрый процесс. Моя бабушка запрос в поисковик вбивала быстрее, чем я тут этой военно-складской каллиграфией занимаюсь. А она это делала одним пальцем, подолгу вглядываясь в клавиатуру.
Да и спина что-то затекла. Так что перо в сторону, пойду прогуляюсь.
Кстати!
– А чего это вдруг ты прибежал? – спрашиваю Федьку. – При роте же сейчас от моего капральства Никита вестовым стоит. Господин поручик мог и его отправить.
– Так это… – развел Федька руками, – оне же сейчас это, вот… А я как раз ничем не занят!
И лицом дергает, будто пытается подмигнуть.
– Понятно. Отлыниваешь под благовидным предлогом, – проворчал я и выпрямился. Ноги от долгого сидения на неудобном табурете изрядно затекли. Надо будет раздобыть где-нибудь меховую подстилку, что ли…
Надел кафтан, неспешно застегнулся. Бросил взгляд на исписанный наполовину лист. Как-то все-таки нехорошо бросать это все недоделанным. Пуговицы для шляп, на погон камзольный одна штука и прочие там пряжки башмачные вечером особо не сосчитаешь, при свече писать – только глаза портить. Так что…
– Кирила! Поди-ка сюда!
В соседней комнате скрипнула скамейка, зашаркали башмаки по доскам пола и появился Белкин с недовольным лицом. Расправил плечи, изобразил вытягивание во фрунт. Я уловил легкий запах перегара.
– Ты ж вроде хвастался, что грамоте обучен?
