И это еще не все. Чья-то светлая голова решила допросить, чем же питаются местные мужики, если все зерно повыгребли еще летом. Местные ответили простодушно: картошкой, мол. Ну и полетел по армии приказ – фуражным командам собирать картошку. А те ребята простые, им сказали – они делают. И ведь отнеслись к работе со всей ответственностью, чуть ли не конвейерным методом. Пройдут все вместе, выкопают, сложат мелкие клубни в кучу, и дальше работать. Полежит такая куча день-другой под солнцем, а там и телега приедет. Трудолюбивые возчики покидают в нее картошку и отвезут в армию.
А русские солдаты в большинстве своем эту самую картошку раньше и в глаза не видели. Ну то есть так-то русские люди были вполне знакомы с корнеплодами. Ведь та же репа, например, базовый корнеплод всей русской кухни этого времени. Только вот картошка – она ведь не репа. И варить ее надо не как репу. А наши солдаты не знали, что картошка сварилась не когда лопается кожура, а когда становится мягкой сердцевина. И если картошка похрустывает на зубах – это не «сочная», это еще сырая.
А фуражные команды? Ну откуда фуражирам знать, что если картошка лежит на солнце – она начинает зеленеть? И что позеленевшую же кожуру надо срезать ножом в обязательном порядке, иначе можно жестко отравиться. А после долгого лежания на солнце картошка зеленеет почти вся, и поэтому почти половину и без того не самого крупного картофеля надо срезать и безжалостно выкидывать. Ага, вот прямо брать, прямо отрезать все зеленое и прямо выкидывать. Насовсем. Нет, оно уже не пригодится. Нет, вот это – уже не съедобно. И все это надо объяснить солдату из русских крестьян, у которого уже несколько недель не было сытного стола. Объяснить, что надо выкидывать половину того, что начальство выдало в качестве еды.
Хорошо хоть многие сами догадались, что если картофельные клубни условно съедобны, то вот ягоды – точно ядовиты.
В общем, в лагерь генерала Апраксина пришла прусская картошка, а единых инструкций, как ее готовить, не было. И уже двенадцатого-тринадцатого августа по армии прокатилась эпидемия отравлений.
Меня тогда наш ротный лекарь, Никанор Михалыч, запряг помогать по медицине, и по пути я занялся ликбезом. Ходил от артели к артели с таганком и сковородкой, учил людей правильно жарить картошку, как меня учили в студенческие годы. Но что я один мог сделать во всей стотысячной армии? Особенно если учесть, что солдаты наши – люди консервативные, новое воспринимают неохотно, даже от начальства. Тем более что капрал – не такое уж и высокое начальство.
А высокое начальство – штаб генерала Апраксина – решил поднять настроение приунывшим, голодающим и страдающим животом людям традиционным и консервативным способом. Было принято решение о широком праздновании дня Успения Богородицы. Пятнадцатого августа, как раз сегодня. По всем полкам армии разворачивались походные церкви, к вечеру ожидалось большое богослужение, из обозов армии и корпуса генерала Фермора выгребались остатки сухарей, муки и солонины для создания хоть какого-то праздничного ужина.
Нас, сводный гренадерский полк из шести рот, такой праздничный подгон еды обошел стороной, потому что наша бригада стояла в стороне основного лагеря армии. А прусскую картошку полковник Яковлев есть запретил, во избежание. И так, мол, людей мало. Потерпите пока. Вон, рядом есть речка Прегель, ловите в ней рыбу и радуйтесь. Угу. Будто там хватит рыбы на такую ораву…
И вот я с самого утра поставил несколько таганков – это такие походные подставки под сковородки и котелки – на костры, расставил на них сковородки и жарил картошку с луком. Чтобы капитан Нелидов смог доказать начальникам, что картошка – это вполне себе нормальная еда.
И все это в тот момент, когда армии надо не праздники праздновать, а как можно быстрее переправиться через реку Прегель.
Тут ведь какая сейчас обстановка сложилась? У наших – вот, пожалуйста, беда с провиантом. При этом от каждого прусского мужика можно достоверно узнать, что у противника с провиантом все хорошо. И даже известно, где это самое «все хорошо» – город Велау. Приди и возьми, как говорится. Только вот один маленький нюанс. Территория между лагерем нашей армии и лагерем пруссаков в Велау перечеркнута двумя реками – Прегель и Лава.
А пруссаки у каждого брода, у каждой теснины, в каждом месте, которое пригодно для наведения переправы, возвели редуты. С пушками и гарнизонами в несколько батальонов пехоты. Их берег Прегеля – крутой, наш – пологий. Переправляйтесь, гости дорогие. Прусские пушкари да гренадеры только рады будут. А не хотите – ну как хотите, время работает на обороняющихся.
И вот с самого начала августа команды казаков и наших гусар сновали вдоль реки, устраивали разведку боем у каждого брода, изучали прусские редуты и гарнизоны. Казачьи полковники Краснощеков и Сибильский отчаянно пытались нащупать слабое место в прусских береговых узлах обороны.
И ведь нащупали! В ночь с седьмого на восьмое августа полковник Краснощеков смог переправиться у местечка Симонен на другой берег реки и лихой атакой захватил недостроенный прусский редут на той стороне реки, у деревни Норкитен. Батальон прусской пехоты был разбит и рассеян по лесам, в ставку Апраксина полетели гонцы с докладом. Тут же все инженерно-саперные команды армии спешно потянули свое громоздкое хозяйство от Инстербурга к деревне Симонен, а солдаты передавали от костра к костру слухи о том бое при деревне Норкитен.
Слухи ходили, конечно… ну прям все по законам жанра. Там и калмыки, которые ночью голышом переплыли Прегель и бесшумно забросали дротиками гусарский разъезд. Там и пластуны-невидимки, что в темноте ножами поснимали прусских часовых. Там… в общем, рассказывали такое, будто посмотрели по телевизору популярный сериал про спецназ. Но факт есть факт: редут, прикрывающий узкую часть реки между деревнями Симонен и Норкитен, захвачен нашими войсками. Контратака, которую устроили пруссаки одиннадцатого августа, успеха не имела – разразившийся ливень с грозой не позволил пруссакам подтянуть пушки, чтобы разбить редут. А атаковать пехотой снизу вверх по раскисшей грязи прусские командиры не рискнули.
И уже двенадцатого августа первая нитка понтонного моста была переброшена через Прегель. По этой нитке на тот берег тут же хлынули все те войска авангарда, что могли быстро совершить марш и переправиться с минимальным обозом и без потери боеспособности. Бегом, бегом, православные! Нужен плацдарм, пока дождливая погода не дает противнику развернуть линии своих полков!
И войска пошли. Не бригадами и полками, а отдельными батальонами и даже ротами. Только быстрей, только на тот берег. Все телеги бросали на пологом берегу, у Норкитена, и уже к утру тринадцатого августа вокруг мостов на нашем, пологом берегу реки Прегель появилась стена из связанных между собой телег и повозок. Вагенбург – проверенные временем быстровозводимые полевые укрепления.
А мы, как одни из самых боеспособных, оказались на том берегу в числе первых. Капитан Нелидов всю дорогу неистово гнал роту вперед, словно боялся куда-то опоздать. Он, позабыв привычную вальяжность, неутомимо летал вдоль строя и подгонял, подгонял…
