В Токио фигуры лис часто идеализированы, здесь они изящны, как борзые собаки. У них продолговатые зеленые глаза из кристаллического кварца или какого-то иного прозрачного материала, благодаря чему они производят неизгладимое впечатление. В глубинке изображения лис не столь артистичны. В Идзумо, в частности, они весьма примитивны. Здесь лисы на удивление многочисленны и разнообразны по своему виду — среди них изваяния смешные, причудливые, гротескные и даже страшные, но почти всегда они изваяны очень грубо. Но я бы не сказал, что по этой причине они не интересны. Пусть деревенские лисы Идзумо лишены изящества — они сработаны грубо, но зато выдают в бесчисленных необычных воплощениях личные фантазии своих творцов. Лисы пребывают в различных настроениях — эксцентричном, апатичном, любопытствующем, угрюмом, игривом, ироничном; они и посматривают, и подремывают, и поглядывают искоса, и подмигивают, и посмеиваются; они ожидают чего-то с блуждающими улыбками, они прислушиваются, навострив уши, и подслушивают украдкой, рты их приоткрыты или плотно закрыты. Все они неповторимы, изумительно индивидуальны; при этом у большинства насмешливое выражение на мордах, словно они понимают что-то недоступное людям, — даже у тех, носы которых отбиты. Эти древние сельские лисы обладают очарованием, которого лишены их токийские сородичи. Время набросило на них покровы красивых нежных оттенков, пока они, свысока взирая на человечество, восседали на своих постаментах, вслушивались в суетность проходящих столетий и загадочно усмехались. Их спины и ноги покрыты тончайшим зеленым бархатом древних мхов, а кончики хвостов расцвечены плесенью. Излюбленные места их обитания — это тенистые рощи, где певчие камышовки — угуису — рассыпают свои трели в зеленом сумраке над каким-нибудь безмолвным святилищем с его каменными фонарями и гротескными львами, настолько заросшими мхом, что кажется, будто они выросли прямо из земли.
Я пребывал в полном недоумении, пытаясь понять, почему у многих — по крайней мере у девяти из десяти — лис носы отбиты. Главную улицу Мацуэ можно было бы из конца в конец замостить кончиками носов лис, покалеченных в Идзумо. В ответ на высказанное мною удивление, один мой друг ответил одним простым, но всё объясняющим словом кодомо, что значит «дети».
II
Инари — имя бога-лиса — означает «мера риса». В древности он звался иначе. Инари — это великий дух пищи Ука-но-ми-тама-но-микото из свода «Кодзики»
[55]. Позже, однако, он стал носить имя, указывающее на его связь с культом лиса: Микэцу-но-Ками — Бог-Трех-Лисов. И действительно, представление о лисах, как о существах сверхъестественных, появилось в Японии, по-видимому, не ранее десятого или одиннадцатого века; хотя изваяния лис можно найти во дворах большинства крупных синтоистских храмов, следует отметить, что в пределах обширных владений древнейшего синтоистского храма Японии — Кицуки — ни одного такого изваяния нет.
В современном искусстве — в искусстве Тоёкуни
[56] и иже с ним — Инари изображается в виде бородатого мужчины, который едет верхом на белом лисе
[57].
Инари поклоняются не только лишь как богу риса; существует множество Инари, так же как в Древней Греции существовало множество ипостасей у Зевса, Гермеса, Афины, Посейдона — одни у образованных людей, другие — в воображении простого народа. Инари обрел разные образы по причине многообразия своих отличительных черт. Например, в Мацуэ известен Камия-Сан-но-Инари-Сан — бог кашля и простуды. У него есть храм, где ему поклоняются и в надежде на излечение от болезни делают приношения в виде тофу — творога из сои, по виду очень напоминающего густой заварной крем.
В Оба имеется свой особый Инари, и очень знаменитый. На стене его святилища закреплен большой короб, заполненный маленькими глиняными лисами. Паломник, желающий обратиться к божеству с просьбой, кладет одну из этих маленьких фигурок себе в рукав и относит домой. Он держит ее у себя дома и воздает ей все надлежащие почести до того времени, пока его желание не будет удовлетворено. После этого он относит фигурку обратно в храм и вновь кладет в короб; кроме того, он должен — если, конечно, ему позволяет материальное состояние, — сделать какое-то приношение святилищу.
Инари часто поклоняются как целителю и еще чаще как божеству, во власти которого даровать благополучие и богатство, — быть может, поэтому в старой Японии всё богатство исчислялось в коку
[58] риса. Изваяния лис при святилищах иногда держат во рту ключи — символ богатства.
В некоторых местностях из божества, дарующего богатство, Инари превратился в особое божество местных гетер дзёро. Например, достойный посещения храм Инари имеется в окрестностях Ёсивара
[59] в Иокогаме. Он стоит в одном дворе с храмом Бэнтэн
[60]. Пройти к нему можно через тории, которые различны по высоте — уменьшаясь в размерах по мере приближения к храму, они, пропорционально убыванию своей величины, расположены все ближе один к другому. Перед каждым тории — справа и слева — сидит пара причудливых фигур лис. Первая пара — большие, подобные крупным собакам, затем поменьше и далее — все меньше и меньше, сообразно уменьшению размеров тории. У подножия деревянной лестницы храма сидит пара очень изящных лис из темно-серого камня, шеи которых обмотаны кусками красной материи — это свидетельства данных кем-то обетов. На самой лестнице также по обеим сторонам каждой ступени — белые деревянные фигуры лис, при этом каждая следующая пара меньше стоящей ниже; на пороге перед самым входом находятся две крошечные фигурки, не более трех дюймов высотой, восседающие на небесно-голубых постаментах. У этих двух лисичек кончики хвостов позолочены. Если заглянуть в храм, то слева можно увидеть нечто наподобие длинного низкого стола, на котором расставлены тысячи крохотных статуэток лис с белыми хвостами — еще меньше тех, что восседают при входе. На алтаре здесь можно увидеть обычные символы синто, а перед ним, прямо напротив входа, стоит подсвечник со стеклянными стенками и деревянным дном, из которого выступают острия гвоздей для закрепления на них возжигаемых обетных свечей
[61].
