VII. Иван IV и Стефан Баторий
Судьба Ивана IV — настоящая трагедия завоевателя, который сорвался на слишком крупной игре, потому что бросил на весы счастья все свое достояние и вместе с потерей вновь приобретенной территории пошатнул основы только что построенной державы своей. Но главный деятель драмы не погиб внезапно вслед за величайшими успехами своими. Он еще пережил период медленного угасания сил, он отдал выдвинутые вперед позиции свои врагу, несравненно ему уступавшему и в дарованиях, и в средствах борьбы.
1
В 1575 году, не дожидаясь окончания переговоров об избрании на польско-литовский престол, Иван IV возобновил наступление в Ливонии. Опять все направлено на Ревель, опять впереди идет Магнус. Зимой 1575–1576 годов русские отряды переходят по льду на острова Эзель, Даго, Моон, берут Гапсаль, Пернов и Гельмет. В 1576 году русско-татарская армия три раза подступала к Ревелю.
Эти походы обнаружили громадность запасов царя. К началу осады у русских было 2000 бочек пороху. Они выпустили по городу до 4000 ядер и зажигательных снарядов. Отбивши два приступа, ревельцы в ужасе обратились к германским городам с мольбой о помощи, указывая на свое положение как передового поста всех европейских государей и городов на Балтийском море; если Ревель перейдет под власть московитов, падет вся Ливония; они пишут, что тяжко выдерживать напор яростного врага — он после неудач «подобен дикому медведю, который, будучи ранен, делается еще отважнее и страшнее».
Избрание Батория и крушение плана раздела Польско-Литовского государства между Москвой и Габсбургами вызвало Ивана IV на последний, как ему казалось, решительный «великий» поход 1577 года. В январе этого года 50 тысяч русских снова появляются под Ревелем с крупными орудиями. Летом, после больших приготовлений в Новгороде и Пскове, выступил сам царь. На этот раз ему все как будто благоприятствовало. Даже крымские татары были на его стороне и, одновременно с его нападением на прибалтийские владения Литвы-Полыпи, произвели набег на Волынь и Подолию. В самой Литве нашлись люди, которые готовы были перейти на сторону Москвы.
Иван IV был так уверен в предстоящем успехе, что изменил свою политику относительно Магнуса. В течение семи лет применял он своего «голдовника» в качестве промежуточного звена между основными русскими землями и прибалтийским берегом; по новому договору Магнусу были отданы земли к северу от реки Аа, тогда как область между Аа и Двиной царь оставил за собой; вассала отодвинули в тыл на вторые роли, а царь выступил опять непосредственным завоевателем. Когда недовольный этим Магнус попытался действовать самостоятельно и стал захватывать города на свой страх, Грозный написал ему откровенно: «Если ты недоволен Кесью (Венденом) и другими городками, которые тебе даны, и ты поди в свою землю Езел, да и в Датскую землю за море, а нам тебя имати нечего для, да и в Казань тебя нам ссылати; то лутчи только поедешь за море, а мы с Божьей волей очистим свою отчизну Вифляндскую землю и обережем».
Воители не знали теперь никакой пощады: страну жгли и разоряли, чтобы не оставлять противнику никаких опорных пунктов. Шел двадцатый год адской, неслыханно длинной войны. Забыты были все средства привлечь расположение местного населения. Осталась лишь одна мысль о завладении территорией, хотя бы только с остатками народа. Перед опустошительным ужасным налетом все никло, все бежало в отчаянном страхе.
Передовой отряд князя Трубецкого, при своем первом натиске, дошел до Крейцбурга на Двине. Следом за ним сам царь берет один замок за другим — Мариенгаузен, Люцин, Режицу, причем немецкие наемники переходят на службу к Москве. Далее были взяты Крейцбург, Зесвеген, Кокенгаузен, отпавший Венден, где отчаявшиеся защитники сами взорвали себя на воздух, Ронебург. Все эти крепости сдавались без сопротивления.
Только под Кокенгаузеном Радзивил с небольшим отрядом кавалерии пытался дать отпор, Хоткевич держал свой четырехтысячный корпус вне Лифляндии, не решаясь встретиться с 30-тысячным царским войском. К концу 1577 года сдалась Ивану IV вся Лифляндия, кроме Риги, Трейдена, Динамюнде. В письме, отправленном Курбскому из Вольмара, Грозный называет себя наследственным владетелем лифляндской земли немецкой речи. Международное положение Москвы тоже не оставляло желать ничего лучшего: в 1578 году Иван IV заключил соглашение с Крымом, императором и Данией; последняя признала за царем Лифляндию, а также право на будущее приобретение Курляндии.
Правда, в торжестве Грозного чувствовалась непрочность. Свои последние победы он выиграл на бессилии противников, особенно Польши, совершенно расстроенной продолжительным отсутствием короля. Между тем Московское государство дошло до последней степени истощения. У него, как показали ближайшие события, едва хватало сил для обороны собственной территории; несмотря на все успехи в Лифляндии, царь не решился идти за Двину на покорение Курляндии. Не успел он удалиться в Александрову слободу и распустить свое войско, как поляки, осмелев, вернулись в Лифляндию и стали брать назад одну крепость за другой.
2
В Германии следили за ходом Ливонской войны с величайшим вниманием. На Регенсбургском рейхстаге, заседавшем с июля по октябрь 1576 года, московский вопрос — вопрос о том, искать ли страшному завоевателю противовеса или вступить с ним в соглашение — был предметом самых оживленных прений. Здесь впервые появляется план контрагрессии, направленной на Московскую державу; его развивает пфальцграф Георг Ганс, ярый враг Москвы, еще в 1570 году предлагавший организовать германский флот на Балтийском море для разгрома русской морской торговли. Скоро после Регенсбургского рейхстага пфальцграф сближается со Штаденом и знакомится с его проектом завоевания Московии с севера. В 1578 году Штаден лично представляет свой проект императору Рудольфу II. Этот проект интересен и сам по себе, и по своему значению для оценки того положения, в котором находилась Московская держава после двадцати лет неотступной, изнурительной поглощавшей все ее силы войны за Ливонию.
Проект Штадена является лишним доказательством глубоких политико-географических наблюдений и богатейшей фантазии беспутного авантюриста; ирония судьбы захотела, чтобы глава призрачной «священной» империи, к которому обратился изобретатель первой немецкой колониальной экспедиции, был мечтателем, бесхарактерным ленивцем, потонувшим в астрологических бреднях. Как возникла идея нападения на Московскую державу с севера?
В первой половине XVI века у Москвы было три фронта: восточный, южный и западный. Иван IV блистательно разрешил восточную проблему; на юге он в течение всего царствования ограничивался обороной; на западе повел энергичное нападение, расширил и углубил фронт. Штаден придумал для отвлечения завоевателя от Ливонии создать ему новый фронт на севере, нанести московскому правителю удар с такого фланга, где тот совсем не ждал нападения. В пользу проекта приводятся два главных мотива: один состоит в том, что следует предупредить крымского хана, который, по словам Штадена, собирался в самый короткий срок покорить ослабленную Ливонской войной Московскую державу, другой — в том, что Московия наиболее уязвима с севера, так как здесь московский правитель не имеет крепостей, не держит гарнизонов и не оберегает приморских гаваней.
