В период правления Динамии и позднее часть аспургиан, видимо, находилась на военной службе в столице в качестве царской гвардии. Некоторые из них вошли в состав правящей элиты, восприняв греческие имена, язык и отчасти религиозные представления. Данное обстоятельство в дальнейшем облегчило приход к власти на Боспоре представителя сарматской династии.
Аспург: «сармат» на троне боспорских царей
Основателем династии, имевшей сарматские корни, стал уже упоминавшийся Аспург. Вероятно, этому предшествовали военные действия против других претендентов на трон. Во всяком случае, если судить по золотым и медным монетам, выпущенным на Боспоре начиная с 8 года н. э., у него был по крайней мере один предшественник. Неспокойно на Боспоре было и в 14 году н. э., в период поездки Аспурга в Рим, где Тиберий закрепил за ним титул царя. Это совершенно определенно явствует из горгиппийского декрета, в котором говорится, что город в отсутствие царя оставался спокойным, видимо, в отличие от других областей государства.
В пышной официальной титулатуре Аспург именуется великим царем, другом цезаря и другом римлян, царствующим над всем Боспором, Феодосией, синдами, меотами, торетами, псессами, тарпетами и танаитами; причем последние два племени при прежних правителях в титулатуру не включались. В надписях отмечается, что он подчинил скифов и тавров, которые ранее не раз беспокоили своих соседей неожиданными набегами и нападениями.
Напряженная ситуация на западных рубежах Боспора возникла еще в конце I века до н. э., но только Аспургу удалось усмирить непокорных соседей. Об этом мы знаем из посвятительной надписи Менестрата, носившего титул начальника острова (КБН № 40), и другого посвящения, датируемого 23 годом (КБН № 39). С победой Аспурга над скифами и таврами можно связать установку его статуи в Херсонесе (IPE, I2, 704) и появление на боспорских монетах времени его правления головы бога войны Ареса и трофея. Согласно монетной практике того времени, это свидетельствовало об успешном ведении войны. О событиях военного характера, связанных с Неаполем Скифским, свидетельствуют и археологические материалы, которые дают основание говорить об усилении в начале I века н. э. местной оборонительной системы, пожарах в городе и пригороде и последующем восстановлении построек во второй четверти того же столетия.
Правда, вряд ли можно говорить об оккупации Боспором всей или почти всей крымской части скифского царства, включая его столицу. Не исключено, что Аспургу удалось добиться утверждения у скифов своего ставленника и создания хотя бы временного боспоро-скифского союза. Эта точка зрения находит подтверждение в надписи из Неаполя Скифского, где упоминается царь Ходарз, сын Омпсалака, при этом шрифт надписи имеет «наиболее близкие палеографические параллели в лапидарных документах времени Динамии и Аспурга».
В это время Боспор, по-видимому, представлял собой серьезную силу, которая контролировала военно-политическую ситуацию во всем Северо-Восточном Причерноморье. Были установлены дружественные отношения с варварским окружением на азиатской стороне Боспора (этим можно объяснить первоначальное отсутствие укреплений в Танаисе, восстановленном после полемоновского разгрома), укреплены контакты с Римом, в результате чего в 23 году н. э. в титулатуре Аспурга появляется такой элемент, как φιλόκαισαρ — «друг цезаря» (КБН № 40). Возможно, с этим титулом связано принятие Аспургом имени Тиберий Юлий. По-видимому, это сопровождалось дарованием ему и его будущему потомству звания и привилегий римского гражданина. Как бы то ни было, имя Тиберий Юлий стало династическим для правителей Боспора вплоть до начала VI века н. э. Включение в царскую титулатуру наименования «друг цезаря и друг римлян» означает, что римско-боспорские отношения строились на основе договора, который при вступлении на престол нового царя требовал обновления и подтверждения полномочий очередного претендента.
Впрочем, Аспург опирался не только на поддержку Римской империи; в его распоряжении был неисчерпаемый военный потенциал сарматского кочевого мира. Его положение еще больше упрочилось после женитьбы на представительнице фракийского царского дома — Гипепирии, которая подарила ему двух сыновей. Старший сын получил иранское имя Митридат, младший — фракийское имя Котис. Как показали последующие события, они отличались не только именами, но и своим отношением к зависимости Боспора от Рима.
Потомок великого Ахемена
и Боспорская война 45–49 годов
как наследнику вассального царя ему пришлось провести в Риме довольно продолжительное время, в чем не было ничего необычного. Скорее всего судьба боспорского трона была определена одновременно с решениями, вынесенными в 38 году в отношении ряда других зависимых от Рима восточных государств. Так Агриппа стал правителем двух тетрархий, а затем и царем Иудеи (Jos. Fl. Ant. XVIII, 6,10). По соседству.
После смерти Аспурга судьба боспорского трона снова решалась в Риме, где к власти пришел новый император, своенравный Калигула, требовавший, чтобы ему поклонялись как богу. У него были свои виды на Боспорское царство, и решение затянулось. Данные нумизматики свидетельствуют, что контроль над царством, по крайней мере на полтора года, перешел не к наследнику трона Митридату, а к вдове Аспурга, продолжавшей чеканить на своих золотых монетах портрет покойного Тиберия. Такая ситуация свидетельствует об отсутствии молодого Митридата на родине. Вероятно, была образована Иудейская Аравия, а царская власть над ней дарована Соэму. Антиоху Коммагенскому вернули владения его отца (Suet. Calig. 16). Реметалку III достался фракийский престол, Котису IV — Малая Армения, а наследственные владения в Понте получил Полемон II (Dio Cass. LIX, 12, 2).
Права на боспорский трон — видимо, после некоторых колебаний, — официально были утверждены за Митридатом VIII. В пользу этого свидетельствует помещение на аверсе его золотых статеров 39–41 годов изображения правящего императора. Несомненно, молодой царь обязан был рьяно демонстрировать лояльность своему благодетелю. Но, вероятно, уже тогда у наследника имени великого противника Рима зрели мысли о более самостоятельной, а в перспективе и независимой политике. В этом отношении он делал ставку на укрепление союзных отношений с варварскими племенами. Не исключено, что следами такого рода дипломатических контактов являются находки серебряной тарелки с именем царицы Гипепирии в столице поздних скифов Неаполе (на месте современного Симферополя) и золотых монет, отчеканенных в правление Митридата, в таврском святилище на Гурзуфском седле в Крымских горах. Вероятно, уже тогда среди союзников мятежного царя находилось могущественное сарматское племя сираков на восточных границах государства. Достаточно показательна надпись того времени, где Митридат именуется «другом союзников и другом отечества».
Вместе с тем он не стремился раньше времени обострить отношения с Римом. Когда после убийства Калигулы императором стал Клавдий, к нему был отправлен Котис, чтобы выразить от лица царя верноподданнические чувства. Однако у него имелись свои виды на эту поездку. Котис постарался «открыть глаза» императору на истинную подоплеку деятельности Митридата, обвинив брата в подготовке войны против Рима. Очевидно, его подталкивала к такому решению оппозиция политике Митридата в лице матери и части состоятельных боспорских горожан, не заинтересованных в конфликте с империей. Об этом вполне определенно говорит восходящий к Диону Кассию (Dio Cass. LX, 28, 7) отрывок из сочинения византийского автора VI века Петра Патрикия: «Митридат задумал повернуть дело и стал готовиться к войне против римлян. Когда же мать воспротивилась этому и, не сумев убедить его, захотела бежать, Митридат, желая скрыть задуманное, но продолжая свои приготовления, посылает брата Котиса послом к Клавдию с дружескими изъявлениями. Котис же, презрев посольские обязанности, все открыл Клавдию и стал царем…» Насколько серьезными были аргументы Котиса, трудно сказать. При всем известной подозрительности Клавдия (Suet. Claud. 37) вызвать его резкую реакцию на действия вассальных правителей могло даже просто накапливание оружия или усиление крепостных стен (Jos. Fl. Ant. XIX, 7,2).
