Ника встрепенулась и послушно склонилась над протянутой ей ладонью:
— Давайте и второю руку. Для сравнения.
Она рассматривала петли на фалангах пальцев, линии, бугорки и говорила, говорила — то, что само просилось на язык.
— У вас такая жизнь, что любой другой на вашем месте повесился бы. И вы не раз хотели…
Николай Иванович аж крякнул, пораженный таким выпадом.
— Это ж какая такая у меня жизнь?
— Семьи нет, работы нет, и еще какую-то катастрофу вы пережили. Любой другой бы от этого либо спился, либо в петлю, а вы…. Вы выкрутитесь! Характер у вас такой!
Слова летели и летели с языка. Ника удивленно слушала себя как бы со стороны: почему она говорит такие вещи совершенно незнакомому ей человеку? Ведь она ничего не понимает ни в картах, ни в линиях руки. Или… не понимала? Прикасаясь к этой крупной горячей ладони, к грубым фалангам пальцев, она ощущала какие-то волны, одновременно знакомые и незнакомые, словно вспоминалось что-то давно забытое. Она не задумывалась — просто говорила. Объяснить, почему так происходит, она не могла, но чувство было острым и трепетным, сродни вдохновению.
— А что же за катастрофу я пережил, по-твоему? — спросил Николай Иванович.
— Я вам не могу сказать, но такое ощущение, что вы с жизнью прощались. Как будто бы у вас будущего нет. Как будто бы вы идете куда-то по какому-то черному туннелю, который никак не кончится, и кислорода там нет, и вы задыхаетесь, но идете, потому что вы так воспитаны, потому что сильный…
Николай Иванович внезапно почувствовал, как скулы начинает сводить, а к горлу подкатывает комок. Последний раз он плакал, когда был маленьким. И сейчас по дороге домой, в Кисловодск, в свое детство, он, здоровый мужик, такой непробиваемый и суровый, вдруг, не стесняясь сидящей перед ним девушки, уронил голову на откидной столик, и плечи его затряслись в беззвучных рыданиях.
За последние два года это были первые слова утешения и сострадания, так нужные всем раненым, да-да, именно раненым — сильно, но не смертельно. Ведь эта девочка говорит: ты выживешь, выживешь!
— Николай Иванович, дорогой, — Ника робко прикоснулась к вздрагивающему плечу, — у меня мама вскрыла себе вены неделю назад и… И умерла. Вы не стесняйтесь меня, я вижу, что вы очень сильный, а тяжелые моменты бывают у каждого. И я вижу, я знаю, что вы это переживете. Вы знаете, а я и деньги видела по вашей руке — очень много, вы даже не сумеете их потратить! И семью новую видела, детей маленьких…
Николай Иванович прерывисто вздохнул, крепко обтер ладонями мокрое лицо, но открыть его не решался: такое потрясение он переживал впервые. Полковник запаса, еще вчера подумывающий о самоубийстве, слушал лепет этой молоденькой девушки, и ее слова, как слова священника, проникали не только в сознание, но и в самую его глубину. Врачевали израненную душу, успокаивали, давали надежду. И принимались на веру так, словно ее устами говорил и утешал Бог.
Ника не спасла свою маму. Но она вдруг почувствовала, что, возможно, сейчас, во время этой случайной встречи в поезде, она спасла человеческую жизнь.
— Ты вот что, — собрав всю свою волю и самообладание в кулак, сказал Николай Иванович, — запиши телефон. Если случатся трудности и некому будет помочь, позвони мне.
Он продиктовал ей телефон своей матери.
— Как зовут тебя, пророчица?
— Ника, — ответила девушка.
— Ника — богиня победы. Ты знаешь, что именно так переводится твое имя?
— Да, знаю. На самом деле меня звали Нина, но, поскольку я должна быть победительницей, мама всегда меня называла Никой, и все привыкли.
Глава 15
Был третий час ночи. На бульваре перекликались уже проснувшиеся птицы; пройдет еще час — и над городом взойдет летнее солнце. А пока в предрассветной темноте к высокому дому, на фасаде которого танцевали причудливые звери, двое молодых мужчин несли обмякшее грузное тело. Даже случайный свидетель не увидел бы в этом ничего подозрительного: позднего гуляку приятели доставляют домой.
На этот раз отмычку использовать не пришлось — выходя из квартиры, бандюки прихватили ключи. Похищенного из больницы Славика сразу же оттащили на кухню, прикрепили к чугунной батарее наручниками и сунули под нос нашатырный спирт. Однако Славик лишь мычал и отворачивался от ватки с нашатырем.
Серега взялся с силой шлепать его по щекам:
— Давай, чувак, приходи в себя, у нас времени мало! Где брюлики? Говори давай, а то мы тебе опять сердечный приступ устроим! Ну, вспоминай — где брюлики?
Последняя фраза, будто глоток обжигающего кофе, вдруг вернула Славика к жизни. Он разлепил глаза. И правда, где брюлики?!
— О, оклемался клиент! — оживленно отреагировал Санек. — Ну как, вспомнил? По глазам вижу, вспомнил!
Санек и Серега были бойцами невидимой армии Сосо. В отличие от бывшего спортсмена Кирпича, каждый из них имел за плечами несколько ходок на зону, оба были уголовниками со стажем. И оба отличались особой жестокостью. Когда требовалось выбить долги из несговорчивого бизнесмена, посылали именно их, умеющих и припугнуть, и утюг на живот поставить, и электрические провода к гениталиям подвести. Как правило, после их визита долги возвращали быстро. И сейчас они были уверены: толстомордый расколется и выложит камушки на блюдечке с каемочкой.
Перед глазами Славика вдруг всплыло смутное видение, — кажется, лицо девушки.
— Баба! — выдохнул он. — Украла!
Лицо Славика опять начало бледнеть.
— Какая еще баба?! — надвинулся на него Серега.
— Из ресторана… — хрипло проговорил Славик. — Красивая…
— Вот сука! — выругался Санек, причем было непонятно, в адрес неизвестной бабы или Славика.
Допроса с пристрастием проводить не было необходимости — Славик, похоже, не врал.
— Вон там лежали брюлики, под стелькой… — указал он свободной рукой на одиноко лежащую у газовой плиты туфлю.
Санек подошел, поднял туфлю, оттянул подкладку и увидел тайник, высверленный в каблуке. Этим нехитрым приемом многие пользовались в криминальном мире. Углубление было глубоким и пустым. Санек для верности пошуровал там пальцем, в надежде что-нибудь найти, но внутри было пусто.
— Стырила, падла! — безнадежно проговорил Славик.
Санек с Серегой переглянулись.
— Эй, придурок! Ты понимаешь, на что попал? Тебя ж на куски порежут! Ты про…л общак, врубаешься?! Кто эта девка? Говори!
Запинаясь, Славик взялся описывать девушку. Но деталей в памяти сохранилось немного: красивая, стройная, волосы светлые… Он даже имени ее не запомнил.
Сидящий на табуретке Серега внезапно вскочил:
— Подожди-ка, ты вчерашнюю кралю помнишь? Ну, которая из этого подъезда выскочила в начале одиннадцатого, когда мы подъехали только? И тут же тачку принялась ловить?
