В моменты досадных воспоминаний его глаза приобретали свинцовый оттенок, напоминавший безжизненные серые волны родного Балтийского моря.
Прибалт не брал мелких заказов, да ему их и не предлагали. Со своей стороны, заказчики не скупились, хотя его услуги стоили дорого. После очередного дела он на несколько месяцев уходил в тень — благо полученных денег хватало на более чем безбедную жизнь. А с конца восьмидесятых, когда удалось открыть счет в неприметном бельгийском банке на одной из узких улочек Брюсселя, неподалеку от вокзала, он и вовсе стал чувствовать себя спокойным за свое будущее.
Новые хозяева жизни в бывшем Советском Союзе с наслаждением уничтожали друг друга, как взбесившиеся от крови акулы, и его банковский счет постоянно пополнялся. Он уже подумывал отойти от дел и, если повезет, даже завести семью. До сих пор такой роскоши он позволить себе не мог. Сначала — потому что был беден, как церковная мышь, затем — из соображений безопасности. Но чем ближе подходил он к своей сорокапятилетней годовщине, тем чаще думал об этом. Конечно, для создания семьи — он это прекрасно понимал — надо было покончить с прошлым навсегда. Исчезнуть. Возможно, даже имитировать собственное убийство, ведь из его профессии так просто не уходят. Однако это было делом будущего, а сейчас он только что принял очередной заказ.
Прибалт никогда не работал вслепую. Он не вдавался в детали, но общий алгоритм дела знал всегда. В новом заказе речь шла о краже бриллиантов на десять — двенадцать миллионов долларов.
— Дело несложное, — сказали ему. — Там молоденькая девчонка. Непонятно, как она до Брюсселя добралась.
— Для меня это неважно. Важна сумма, которую вы хотите вернуть. Вы платите мне не за девчонку, а за это.
Его финансовые условия были приняты и на этот раз.
Прибалт с его опытом прекрасно знал, что в мире больших денег и бриллиантов отслеживается абсолютно все — мелочей здесь нет. Поэтому он прилетел не в Брюссель, а в Амстердам. Машину брать напрокат не стал — это все равно что отправить в полицию свои отпечатки пальцев: ехал через Гаагу и Антверпен разными рейсовыми автобусами. Ему было известно и то, что в случае необходимости профессиональные люди могли за несколько часов выяснить, кто и когда остановился в любой из гостиниц или ночлежек Брюсселя, даже самых захудалых. А ему предстояло провести в городе как минимум ночь. Поэтому его первой задачей было найти, где переночевать, не оставляя следов. Иными словами, с кем переночевать.
Глава 32
Ариана допивала второй бокал непривычно крепкого для нее напитка, все больше погружаясь в тоскливое отчаяние, когда по соседству присел высокий светловолосый мужчина. Она уже захмелела, контуры светских рамок ослабли и слегка поплыли, поэтому принялась рассматривать его довольно беззастенчиво. Мужчина был хорош собой, с жесткими, но правильными чертами лица. Он молча сидел с бокалом белого вина и лишь через несколько минут, слегка пригубив напиток, ответил на ее взгляд поверх края изогнутого стекла. Сквозь качающееся вино Ариана угадала легкую улыбку. В знак приветствия незнакомец приподнял свой бокал. Она хотела ответить тем же, но обнаружила, что ее стакан уже пуст. Ариана засмеялась и заказала себе новую порцию виски. И когда он пересел за ее столик, возражать не стала.
После обмена несколькими фразами на французском, который явно давался ему с трудом, он спросил, не владеет ли она немецким.
— Да, говорю, хотя и не слишком часто, — ответила по-немецки Ариана. — Ведь моя семья из Лотарингии, и я с детства говорила со своей бабушкой по-немецки. Но ведь вы не немец? — спросила она, уловив в его речи заметный акцент.
— Верно. Я из Западной Чехии, из Судет, там немало смешанных семей. Кстати, меня зовут Карл. Вас устраивает мой немецкий? — с той же самой неуловимой улыбкой спросил он.
— Вполне. И не только немецкий. У вас прекрасная фигура. — Ариана уже спрямляла углы, еще не признавшись себе, но понимая, что не перенесет долгой одинокой ночи.
«К тому же, — подумала она, — я теперь свободная женщина».
— Вы похожи на спортсмена.
— Вы наблюдательны, — вновь приподнял уголок рта новоявленный Карл. — Я действительно им когда-то был, но давно.
— А теперь чем занимаетесь? — Она задавала вопросы больше для того, чтобы поддержать разговор — решение уже было почти принято.
— А теперь… Теперь я журналист.
— Вот как? И для какого же издания вы работаете? — Она кокетливо прищурилась.
К этому вопросу он оказался не готов, однако моментально сориентировался: на барной стойке лежало несколько журналов, в том числе и на немецком языке. Он небрежно взял один из них:
— Да вот мой журнал. Пишу о Восточной Европе. Но хватит обо мне, — перехватил он инициативу. — Вы надолго в Брюсселе? Или проездом, как и я?
— Я приехала в гости к сестре, но она оказалась в Париже, будет только завтра, поэтому я в гостинице.
Ариана смотрела на Карла, и ее сознание почему-то не принимало информацию, что сидящий напротив нее мужчина — журналист. Как дизайнер-оформитель, она часто имела дело с пишущей братией: чаще всего это были худенькие мужчинки с неразвив-шимися фигурами вечных подростков. Нагловатые, не слишком уверенные в себе, часто необязательные и вечно куда-то спешащие, они вызывали у нее легкую иронию.
Карл был совершенно другим. От ее собеседника исходило ощущение решительности и силы, возможно, даже жестокости. Это одновременно и пугало, и привлекало.
Ариана решила ничего не выяснять. «Журналист так журналист — я же не замуж выхожу», — горько усмехнулась она про себя.
Он посмотрел на часы:
— Бар скоро закроется.
— Да, действительно, — кивнула Ариана, — мне уже пора. Спасибо за приятный вечер.
Она попыталась встать, и ее тут же — от переживаний, от выпитого виски, от неясности своей судьбы — слегка шатнуло.
— Я вас провожу? — ненастойчиво предложил Карл.
— Ну что вы, все в порядке, — неуверенно повела рукой Ариана, — не надо.
— Ваш номер на каком этаже?
— На третьем.
— А мой на четвертом. Мне как раз по пути.
Когда она оказалась рядом с ним в узком лифте с причудливой кованой решеткой, ее охватило чувство неловкости: она совершенно не знала этого человека, однако прекрасно понимала, что ход событий неумолимо ведет их в ее номер. Он спокойно стоял и смотрел на проплывающие этажи. В левой руке у него был небольшой кожаный саквояж. Они вышли на третьем.
— Мой триста двадцатый, в конце коридора, — сказала она, еще не решив окончательно, как ей быть дальше. Она открыла дверь сьюта, повернулась к нему и сказала: — Еще раз благодарю.
— Вы уверены, что хотите, чтобы я ушел? — спросил Карл.
— Нет, не уверена, сегодня я ни в чем не уверена.
