Необыкновенно милый малыш, повиснув в заботливых руках молодого родителя, погружал в глянец воды пухлые в “перевязочках” ножки. При этом он так забавно раздувал щеки и топырил пальчики, соблазнившись неизведанным, словно был на пороге небывалого открытия.
А где были мы? Нас я не видела. Видела только людей, отвлеченных от повседневных забот, ищущих единения в радости.
А потом вдруг потянуло тревогой. Она пробирала до мурашек, нарастала, вызывая в душе панику. Хотелось убежать, но меня не было. Где я? Раздался хлопок. Что-то лопнуло в налитом свинцовым гулом мозге. По куполу аквапарка поползли трещины, рваными ранами растекаясь по всей площади. Кусок бетонного неба словно крыло Армагеддона, с оглушающим грохотом упал в волновой бассейн. Нереальность явления взорвала человеческие эмоции, смешав безнадежность с тупиковым неверием. Люди в панике заметались. Глыбы бетона падали с сумасшедшей высоты, руша аттракционы, шезлонги, ломая пальмы, стирая с праздника жизнь, как нежную кожу. Острая слюда стекол смешалась с водой. Люди бросились врассыпную, уворачиваясь от огромных лезвий, и вода тут же становилась красной от крови. Мечась с детьми на руках, взрослые пытались найти выход в завесе водяного пара. А небо продолжало рушиться на землю.
Беременная женщина бросилась к дочери, но добежать так и не успела: каменная плита вдавила ее в дно бассейна. Еще несколько секунд страшно двигалась кисть ее руки, не выпуская ремешок камеры… Девочка, отделенная парой метров и мгновений от той же участи, истерично звала мать.
Черноволосая женщина в красном купальнике окоченевшим взглядом уставилась в то место, откуда недавно ей помахали рукой муж и сын, и видела груду замеревшего бетона… Через мгновенье сорвалась с места, кинулась к убиенным, но тут же опала, кроваво скользя по краю бассейна, рассеченная тяжелым лезвием стекла. Я увидела ее потом лежащей на снегу с раздробленной лодыжкой правой ноги и темной неанатомической пустотой ниже левого бедра.
Мужчина с малышом в руках, преодолевая сопротивление воды, устремился к большой синей горке, чтобы укрыться в арочном проеме, но не успел добежать всего пары шагов. Часть крыши с дикой скоростью настигла их. Отец уже нагнулся, закрывая торсом ребенка, а через секунду понял, что все еще жив. Плита зависла, зацепившись за горку именно тем концом, который неминуемо грозил размозжить взрослую и детскую головы.
Выход в раздевалку оказался полностью забаррикадирован кусками бетона и арматуры. Люди карабкались по обрушенным стенам, обрезая руки и ноги. Кто покрепче, прыгал вниз, бежал по снегу к центральному входу, чтобы добыть хоть что-то из одежды. Полотенца и вещи кидали наверх заледеневшим от мороза людям. Разбивали стекла припаркованных машин. Вырывая провода замков зажигания, заводили двигатели, чтобы согреться. А потом ревели “скорые”, отъезжая от главного входа каждую минуту.
Меня все дальше и дальше удаляла от страшной картины изуродованного “китового хвоста” удушливая боль.
Глава последняя
Пробуждение было тяжелым. Сердце сжали невидимые тиски, холодный пот прошил ознобом тело. Я сползла с кровати, качаясь, добрела до аптечки. Стрелки часов туманились в районе третьей и четвертой цифры. Накапав дрожащими пальцами сердечные капли, я сглотнула их и стала ждать, терпеливо снося мучительную тяжесть. Так неодолимо потянуло в комнату дочки, что защипало в глазах. Я припала к ее локотку и затихла, впитывая молочный запах ребенка. Чистое, почти неощутимое дыхание родного существа баюкало меня, уводя от щемящей боли. И боль отступила, не имея права нарушать самую преданную, самую великую любовь на земле!
– Доченька, – сказала я ей утром, – маме нездоровится. Давай поедем в аквапарк в другой раз.
Она выбралась из-под одеяла, свесила ножки в забавной пижаме, скривила губы, но сдержалась. А потом до обеда ходила сама не своя, грустно поглядывая на меня. Я знала, что ближе к вечеру позвонит Виктор. Знала и чувствовала, что он выбирает мне подарок ко дню влюбленных.
Настя безаппетитно семенила ложкой по тарелке, когда телефон заголосил. Увидев номер сына, я удалилась подальше от слуха девочки, предполагая, о чем пойдет разговор.
– Мама, что лучше купить Насте? Розовую сумочку с пушистым брелоком на замке или заколки с земляничками?
– Ей понравится и то, и другое. Купи что-нибудь на свой вкус, дорогой.
– Тогда у меня идея! Куплю и то, и другое и второе спрячу в первое.
Он отключился. Я вздохнула. И зачем-то посчитала: один плюс четыре плюс два плюс два плюс ноль плюс ноль плюс девять равно восемнадцать, а один плюс восемь равно ДЕВЯТЬ. Сегодня 14 февраля 2009 года. Я пошла излить пианино свою мистическую грусть …
Под печальное адажио забрела дочка. В одной тапочке и с оранжевым зайцем в руке (она таскала его за ухо, и лапы зайца вечно были затерты, полосясь по паркету). Однажды я увидела эту игрушку в магазине и удивилась, найдя точную копию Орнаста. Не купить его я не могла. Почему? Не знаю. Душа потянулась к нему, как к родному. Я взглянула на дочкины поднятые домиком бровки, так искренне вторившие настроению музыки, и рассмеялась. Ну как можно лишить такое существо ожидаемой радости? Поверив сну? Все просто. Сказания интеллигентной бабульки повлияли на мою чувствительную натуру. Моя дочка родилась под счастливыми знаками, и я выберегла ее хрупкую жизнь не для того, чтобы потерять снова. А значит, все будет хорошо! Я чувствую это.
Зайца она взяла с собой и любимое розовое полотенце под цвет купальника и сланцев. Счастливо прыгала по комнате, на скаку натягивая теплые брючки.
В машине Илюшкины “земляничные” заколки немедленно перекочевали из новой сумочки на ее головку. Все разом. А Виктор, одарив меня загадочным взглядом в зеркало заднего вида, достал из внутреннего кармана пальто бархатную коробочку и протянул мне. Илюшка повернулся, а Анастасия клюнула коробочку носом. Так прямо у нее под носом я подарок и вскрыла. А там… кольцо с камушком! Боже мой, судьба благодарностью увенчала шесть последних лет нашей жизни, которые, не смотря на трудности, я воспринимала как высокобальное счастье!
Анастасия возвышалась на горке, собираясь скатиться вместе с “игрушечным” водопадом. Я любовалась ею на берегу, пока мои мужчины осваивали серфинг. Любовалась и ловила себя на мысли, что она похожа на других детей и в то же время не такая. Что в ней было отличного, не улавливалось, но аурически ощущалось. С материнским эгоизмом я про себя отметила, какой она станет хорошенькой. Кисточки на кончиках ушей почти исчезли, а слегка сросшиеся брови придадут ее лику черты мифической красавицы.
Скатившись с горки, она поплыла в нарукавничках, старательно бултыхая ножками по поверхности воды, и вокруг ее розовых пяточек витали россыпью брызги. Потом в какой-то момент она вдруг выпрямилась, замерла среди подскакивающих детских головок, словно насторожилась, и как-то обиженно поплелась ко мне.
– Что случилось, доченька? – уповала я на безобидную причину внезапной смены ее настроения. Но она ничего не смогла мне сказать, только выгнула домиком свои красивые брови и грустно вздохнула. И опять через несколько минут резвого веселья странно насторожилась, потянулась в мою сторону.
