Глаза слипались, очень хотелось спать.
– Карр!
На открытое окно села большая серая ворона и недовольно каркнула, потом влетела внутрь, уселась на громоздкий сундук. Ланс даже не пытался встать, чтобы прогнать ее. Перед глазами все плыло и кружилось. Он свалился на скамью, подобрал ноги. Его трясло, как в лихорадке.
Ворона подозрительно следила за ним, под ее пронзительным взглядом Лансу было не по себе.
– Я только немного полежу, – пробормотал он, вспомнив Олли. Ведь тот понимал речь. Где же сейчас его проводник? Ворона склонила голову, коротко каркнула и вылетела в окно.
Ланс устало смежил веки. Он просто полежит пару минут, и все…
Когда он снова открыл глаза, за окнами было уже темно. Неяркий свет масляного светильника падал на деревянные стены, поставец с глиняной посудой, домотканые половики на полу, пучки сушеных трав под потолком.
– Что, продрыхся, оборванец? – прозвучал скрипучий голос.
Ланс поднялся и увидел дородную тетку с серым платком на плечах. Из-под широких цветастых юбок торчали толстые ноги в полосатых вязаных чулках, черные с проседью волосы закручены в узел на макушке, мочки ушей оттягивают тяжелые золотые серьги. Тетка сидела у стола на единственном в этом домике стуле с высокой спинкой и пила что-то из большой глиняной кружки. Поставила кружку с пристуком на стол, смерила Ланса оценивающим взглядом.
– Как имечко твое, гость незваный?
– Ланс, – ответил парень, поднимаясь. – А это – ваш дом?
– Мой, чей же еще, – кивнула тетка. – Садись, поешь. А то на тебя смотреть жутко – тощий да бледный. Меня Бертой звать.
Ланс присел за стол, бросил взгляд в окно и изумился – в деревне теперь кипела жизнь. При свете факелов и фонарей бегали ребятишки, взрослые спешили куда-то, занимались работой, сплетничали, смеялись, ругались.
Лансу очень хотелось есть, и отказываться он не стал. Отрезал большой ломоть от круглого душистого хлеба, Берта подвинула ему дощечку с кусками белого козьего сыра, налила из крынки в такую же, как у нее большую кружку молока.
– Вкусно? То-то, Бертины козочки самые лучшие на всю деревню, и сыр у меня самый вкусный, это хоть кого спроси.
Ланс кивнул, потом прожевал и спросил:
– А где ж ваши все днем были? Я никого не видел, думал, не брошенная ли деревня.
Берта засмеялась:
– Да тут и были, видели, как тебя на берег выкинуло. Знатно тебя потрепало, думали уж и не оклемаешься, все же вода холодная, мог и насмерть замерзнуть. Хорошо, что до моего дома добрался, а то забрел бы к Ивонне, у той вечно печь нетоплена!
– Видели? – Ланс недоуменно смотрел на Берту.
– Ну да, – подтвердила хозяйка, поправила пуховый платок на мощных плечах. – Да и ты на меня глазел, пока не уснул.
– Я?
Ланс уже хотел сказать, что никого тут не видел, и вдруг вспомнил – ворона!
– Так это были вы? Вы…ворона?
– Ну да, меня так в деревне нашей и кличут – тётка Ворона, – ответила Берта.
– Вы оборотень? Никогда не слышал про оборотней-птиц!
– Никто не слышал, – согласилась Берта. – Потому как мы не природные оборотни, вроде вольфов, а проклятые.
Лансу стало жутковато.
– Выходит, это проклятое место?
– Так и есть, – кивнула Берта. – на нас проклятие богов. Днем мы – птицы, ночью – люди. Кроме старого Урса, его семье выпала судьба быть филинами, он последний из рода, присматривает за деревней в дневную смену.
– Странно, что я его днем не встретил, – пробормотал Ланс.
– Так ты не дошел до его дома, он живет на окраине, – ответила Берта и протянула Лансу картофельную лепешку.
– За что это вас так? – спросил Ланс осторожно.
– За нарушение Завета, – вздохнула тетка. – Многие не верят, что в Вольных Землях до богов рукой подать. Вот и предки наши не верили. Завет не соблюдали. Охотились сверх всякой меры, почем зря зверьё изводили. Придумали ловушки хитрые, капканы всякие – на продажу ловили, не для пропитания.
– Я про Завет не очень помню, что-то такое говорили в школе еще, – Ланс пожалел, что не был внимателен на уроках истории.
– Ну как же, Завет между Цветущей и людьми, чтоб брали у леса сколько надо для пропитания, не поганили ни землю, ни воду. А чтоб Завет соблюдали, следили хранители северных лесов, ворон Эйэ – глаз и медведь Хьорт – сердце.
Ланс закивал головой, а Берта рассказывала дальше, о том, к чему привела жадность ее предков.
Однажды в их ловушку попал ворон Эйе, один из двух хранителей леса, создание самой Цветущей. Люди сразу смекнули, что птица непростая, стали думать, как завладеть силой ворона. Попробовали превратить в камень, чтоб никуда не улетел, и его сила всегда была с ними. Но птица с каменными перьями все равно пыталась взлететь. Тогда камень превратили в металл. Отнесли в кузницу и выковали из него клинок с помощью магии. В клинке сплелись камень, металл, божественная сила и ненависть Эйе к своим мучителям. Не успел кузнец взять готовый клинок в руки, как тут же сам перерезал себе горло.
Отведав крови, клинок превратился в каменно-железную птицу. Но не смог далеко улететь. Теперь он жаждал крови, и по своей воле то становился птицей, то оружием.
Цветущая прогневалась на жителей деревни за то, что испортили ее создание, сделали из хранителя жизни кровожадного убийцу. И разбирать кто прав, а кто виноват, не стала. Все деревенские превратились в птиц и будут птицами до тех пор, пока ворон не вернется к богине.
Ланс был потрясен. Услышь он раньше такую историю, отнес бы ее к легендам и старым сказкам. А вот, сидит перед ним тётка Берта- Ворона, и выходит, все это – правда!
– А как давно это было? – спросил он. – Ваши предки пытались вернуть клинку прежний вид?
– Да уж лет триста прошло, – ответила Берта. – А вернуть Эйе вид птицы людям не под силу, кто его в руки берет, точно с ума сходит, своей воли у него нет, выполняет, что ему клинок шепчет, а у того одно на уме – кровь пустить. Поначалу чуть не вся деревня друг дружку перерезала, потом попал в чужие руки, и где он теперь – никто не знает. Были смельчаки, отправлялись его искать. Только ни один не вернулся.
– Выходит, вы так и живете уже три столетия, превращаетесь в птиц и скрываетесь от людей?
– А что еще нам делать? – горестно завздыхала Берта. – Ведь прознает кто, разорят все хозяйство, днем-то и защитить некому! А магии у нас, сам видишь – никакой! Эх, прогневили предки Цветущую, век теперь нам мучиться.
Ланс даже не знал, что и сказать. Все в этой истории ему казалось странным, и, несмотря на гостеприимство тётки-Вороны, очень хотелось оказаться подальше от проклятой деревни.
– А ты ложись, ложись, отдохни пока до утра, – захлопотала она, дала Лансу подушку, стеганое одеяло. – Я пока к Ивонне схожу, одолжила ей макитру, надо забрать. И всегда она так, вертихвостка, возьмет и не несет назад, хоть ты тресни! Ну, уж я ей все выскажу…
