– О, да я читал, читал твои статьи, – слегка растягивая слова сказал доктор Смит, я должен сказать, что это весьма…весьма, смело. Ты, должно быть, обладаешь большой отвагой и, что главнее самоуверенностью, если решился такое издать. Я, конечно, как ты знаешь, всегда поддерживал твоё стремление в улучшении условий нашего труда, но всё же, считаю это своеобразным вызовом.
– Нет, ты немного не понял, – усмехнулся ему немного польщенный Джон, – смысл, моего, так сказать эксперимента, состоит вовсе не в улучшении условий труда самих врачей. Это конечно играет важную роль, но всё же. Я хочу сказать, что смысл в том, что мы должны использовать принцип свободы. Пациент должен оставаться в той среде, к которой он привык, которая ему комфортна. Мы не должны насильно лишать его привычных условий. К тому же, я буду не первым, кто заставит научный мир расшевелиться. – Чарльз вопросительно посмотрел на него. – Я имею в виду Фрейда. Он и сам, когда-то был начинающим практиком, и посмотри сейчас, каких высот в науке он достиг. Было время, когда ему не верили, а теперь боготворят.
– Вот здесь ты, несомненно, прав, – и немного подумав, вернулся к тому, что его тревожило. То, чего он не мог понять. – Но, Джон, а если это буйные пациенты? Они должны сидеть взаперти, это будет лучше для их же блага. Нельзя снимать решётки и выпускать на волю диких зверей. – Чарльз был категорично не согласен с Джоном.
– Здесь нужен другой подход, понимаешь? Иногда, мы не видим саму суть проблемы. Она, оказывается, настолько близка, что мы, глядя на неё ежесекундно, разучились её обнаруживать. Нет доброты в том, что бы подавить волю. Дух человека настолько свободен, что будь это даже здоровый человек, то он сошёл бы с ума, что уж говорить о душевнобольных? Моё мнение остаётся неизменным, – Джон с фанатичностью доказывал другу свою правоту, – вот только мне всегда кажется, что ту суть, о которой я толкую, я и сам не могу обнаружить. Вернее, не могу до конца её рассмотреть.
– С тобой, как и прежде бесполезно спорить? – Чарльз снисходительно, с лёгкой улыбкой смотрел на друга, слегка щуря глаза.
– Ты знаешь мой характер, друг, – ответил на его улыбку Джон. – Только вперёд и ни шагу назад.
– Даже если твои рассуждения ошибочны?
– Даже если это и так, то не это ли будет значить, что я развиваюсь? Если я совершу ошибку, то другой уже не пойдёт по моему пути, это сэкономит время.
В данном заявлении Чарльз был согласен с другом. Только сам он не хотел бы оказаться на его месте. Не очень было бы приятно, что бы его имя было напечатано в учебниках как того самого доктора, который совершал ошибки. Научная среда, слишком непростительно ставиться к неудавшимся экспериментам. Если, твоё имя, засветилось как человека, обречённого на неудачу, то, сколько бы ты не прилагал усилий, тебе будет стоить большого труда убедить всех в обратном. Джон Вудс был как раз тем человеком, который ничего не замечая, медленно, но верно шёл к своей цели. Он совершенно не ставил во мнение умы тех великих профессоров медицины, которые добились славы на этом поприще. Он принимал это как само собой разумеющееся. Как должное. Ведь рано или поздно к этому бы всё пришло, и не важно, кто был бы первооткрывателем. Он считал преступным, не делать ничего более. Сидеть и пожинать плоды своего успеха? О, нет. Если бы Джон был услышан, он бы никогда не остановился на достигнутом. Это, конечно, благородно, когда у человека есть цель, но, что, если достигнув её, тебя ждёт разочарование?
Так думал Джон Вудс, и так думал когда-то, Чарльз Смит. Теперь же, когда его жизнь устоялась, когда он достиг пика своей карьеры и не хотел ничего менять, ему было немного понятно стремление Джона к исследованиям. Ведь последний, практически так ничего и не достиг. Так, несколько, по мнению Чарльза, ничего не значащих статей в научных журналах. Но одно, самое главное, что не брал во внимание доктор Смит. Это пациенты, которым доктор Вудс смог помочь. Что значат для него, человека разумного несколько людей, которых Джон смог излечить? Что эти несколько людей в масштабе страны? Совсем ничего, это так ничтожно мало, что не стоило даже обсуждать. Возможно, Чарльз Смит, просто не верил в друга?
Какие же чувства он мог испытывать к Джону? Зависть? Совсем немного. Самую малую толику зависти, Чарльз испытывал к той лёгкости, с которой жил Джон. Он не был баловнем судьбы, отнюдь. Всего, ему приходилось добиваться самому, трудом и упорством, но при этом, Джон так легко к этому относился, что его можно было назвать самым большим оптимистом, которого встречал Чарльз. И именно поэтому, создавалось впечатление, что он баловень судьбы, потому что никогда не унывал. Даже тогда, когда его постигала неудача. Он спокойно поправлял свой сюртук и шёл дальше.
Чарльз, был человеком практичным и рассудительным. Ему нужно было обдумывать каждое важное решение, и не полагаться на волю случая, а только на собственный прагматизм. Если Джон, был порою непредсказуем, то Чарльз обдумывал все дважды. Именно поэтому, при той непохожести, которая так различала их, они и стали дружить, черпая друг от друга вдохновенье, и применяя лучшие качества друг друга в жизни. Так, Чарльз под влиянием дружбы с Джоном, сделал наконец-то предложение Элизе, с которой был помолвлен более пяти лет. Именно друг, убедил его проще относиться к браку и обязанностям супруга, ведь если любишь, то какие могут быть сомненья? И Чарльз решился, и это было его самое верное и спонтанное решение. Ведь после того разговора, он не думая поехал к своей невесте и назначил дату свадьбы. Сам же Джон, благодаря другу, так долго задержался именно на этой работе, что дало ему возможность более тщательно разработать ту стратегию в лечении больных, к которой, в будущем, прибегнул Джон и с помощью которой, надеялся, ему удастся сделать научный прорыв.
Так, беседуя словно и не было нескольких лет разлуки между друзьями, а только письма объединяли их ничуть не угасшую дружбу, они договорились об обеде в доме Чарльза. Элиза будет счастлива, уверял его Чарльз. Конечно, счастлива, ведь она прекрасно понимала, кто был причиной столь скорого, хоть и ожидаемого брака. И вечером, когда они вместе шагали по направлению к дому мистера Смита, Джон, осторожно поделился краткой историей Мэри Грант. Он, конечно, упоминал о её болезни в письмах к Чарльзу, но все же вживую хотел услышать мнение друга и знал, что тот тщательно обдумает всё, как не раз своей чёткой расстановкой приоритетов, помогал мистеру Вудсу. И мистер Вудс иногда жалел, что сам он не был настолько прагматичным.
Позже, когда все объятия мира были подарены Элизой Смит милому доктору Вудсу, и все расселись за столом, Элиза со светящимися глазами смотрела на Джона. Она была необычайна рада видеть его здесь. Он для неё был не просто другом супруга, а и её другом. Ведь когда велась переписка между ними, сама Элиза непременно, да черкнёт пару строк о своём муже. Ведь, как сказал однажды Джон, мнение со стороны любящего человека, не менее важно своего собственного. Ведь как бы ты критично не относился к своей особе, всегда важно знать мнение и окружающих тебя людей, тем более, если это твоя профессия – анализировать и практиковать.
– Ну, что же Джон, Вы задержитесь у нас? Так долго не были и всего лишь на день. – Светлое личико Элизы стало грустным и по-детски капризным. – Ну, соглашайтесь же. – Она резко повернулась к сидящему рядом за столом мужу, – Чарльз, ну скажи же, что нибудь.
