– Вы полагаете, что Мэри может быть откровенна с вашей дочерью?
– Несомненно. Ведь откровенности и честности у Мэри в избытке. Полагаю, она откровенна с Эммой в разумных пределах.
– Да, я заметил, что миссис Грант особо ценит в людях честность, и мне кажется, особо остро реагирует на неправду. – Осторожно начал Джон, пытаясь вывести на откровенность Оливера. Однако реакция Оливера была не вполне ожидаема. Он от чего-то разозлился.
– Ей повсюду мерещатся заговоры. Она уверена, что её в чём-то обманывают.
– Но, откуда у неё такая уверенность? На признаки паранойи это мало похоже. Я бы, несомненно, заметил, поверьте мне. Может, это поведение было спровоцировано чем-то, чего она не может помнить? Был ли в прошлом у вас какой-либо конфликт, который она не помнит, но который мог бы повлиять на её восприятие сейчас? Подумайте мистер Грант, это может быть важно, даже если вам самому так не кажется.
– Я уже сказал доктор Вудс, что не было, и нет ничего такого, что могло бы настроить мою жену против меня. Ни в прошлом – ни сейчас. Мне совершенно не понятно и неприятно это её поведение. Она больна. Признайте это. Вы как врач должны были это понять. Эта её мания о непонятном вселенском заговоре, где я главный злодей, скоро меня самого сведёт с ума. Я прошу вас задержаться, ещё ненадолго, хотя бы ради моего собственного успокоения. Если вы считаете её здоровой, то тогда помощь нужна мне.
– Я понял вас. Хорошо. Ради вашего успокоения, я согласен немного понаблюдать за Мэри. – Джон понимал, что значит, для такого человека как Оливер, признаться в собственной слабости. Он принял это не как просьбу, а скорее как мольбу о помощи.
Глава 21
Весной, поместье Грантов было великолепно. Джон любил прохаживаться между аллеями сада миссис Грант и беседовать обо всём на свете с нею же. Джону нравилось наблюдать за тем, как от первого солнца румянились её щёки, как ветер играл в её волосах, как искренне она смеялась над его шутками. Она для него в эти дни стала просто настоящим спасением. Спасением от того, чего доктор Вудс отчаянно боялся, но в то же время страстно желал. Было похоже, что недолгая переписка Джона с мисс Спун оставила в его душе если не след, то огромное впечатление. Она настолько прочно заполнила некий пробел в его сердце, что поначалу Джон растерялся и испугался. И так как лишь с Мэри он проводил большую часть времени в этом доме, то она сразу заметила эти его перемены. Придав своему голосу веселье, и, ни в коей мере стараясь не смущать его, она как-то поинтересовалась, одним ясным утром прогуливаясь по саду, от чего он так задумчив в последнее время. Не тяготится ли он общением с ней или практически постоянным пребыванием здесь.
– Нет, что вы, – заверил её Джон. – Вы не можете мне наскучить, равно, как и пребывание в вашем доме не может мне надоесть. Ведь именно здесь, рядом с вами, я нахожу вдохновение на работу. Разумеется, это происходит в то время, когда я не занят вашим лечением, – поспешил он уверить её.
– О, полно вам Джон. Я не стану ни в чём вас укорять. Это место и вправду достаточно располагает на то, что бы творить и наслаждаться жизнью вдали от шумного города. Я лично, никогда не любила большие скопления людей, и лишь здесь я нахожу душевный покой. Но, мне кажется, что, несмотря на добродушный лад и творческие успехи, вас, всё-таки что-то беспокоит? Я обратила внимание, что после того как вы получаете корреспонденцию из города, то надолго запираетесь в своей спальне, а после ходите всячески поглощённый своими мыслями. Я, конечно, не хочу настаивать на вашей откровенности, но кое-что, я всё-таки увидела.
– Правда? И что, по-вашему, не даёт мне спокойно существовать? – с таким же напускным весельем спросил Джон.
– Нет, не в этом дело, – в её тоне вдруг засквозила сосредоточенность, – мне кажется, что ваши мысли занимает дама. Судя по тому, что в этом доме нет для вас достойной невесты, то я смею полагать, что предмет ваших мыслей находится в Лондоне, и судя по тому, что вы порою так задумчивы и иногда мне кажетесь печальным, что-то в ваших отношениях не так, как могло бы быть при обычных обстоятельствах.
– Интересная мысль. – Сказал Джон. – Но с чего вы взяли, что в этом доме, для меня не сыщется достойной претендентки? – он посмотрел на неё так, что она немного растерялась.
– Что? – не поняла она. – Что вы хотите этим сказать? Вы испытываете к кому симпатию здесь? – она была немного взволнована.
– А почему вы решили, что я не могу заинтересоваться кем-то, кто живёт здесь?
– Джон, вы меня просто разыгрываете, – она резко остановилась и серьёзно посмотрела ему в глаза, – не может быть, – сказала она потрясённо.– Вы… Вы… Неужели вы положили глаз на графиню Вудхаус? Я так и знала.
Теперь, растерянно выглядело лицо Джона. Мэри же не в состоянии больше сдерживать себя, рассмеялась глядя на его недоумевающее лицо.
– Очень остроумно, Мэри, – он поддержал её смех. – Но должен вас разочаровать, что вашим дядюшкой я не стану, к великому сожалению всех любимых собак графини.
– Это от чего же? – спросила Мэри, вытирая слезы, набежавшие от смеха.
– Мне по нраву другая молодая леди, как вы верно заметили. И она немного моложе графини, всего лишь, думаю, лет на пятьдесят.
– Ну не томите же, Джон, – Мэри была как всегда не терпелива.
– Хорошо, я не стану вас больше мучить. Про эту девушку я вам как-то говорил, и наш разговор был достаточно откровенным.
– О да, я кажется, помню. – Мэри слегка покраснела, когда вспомнила то, о чём они в тот день беседовали. – Её зовут Кэролайн. Очень красивое имя. Так расскажите же мне всё.
– Особо и рассказывать нечего. – Джон пожал плечами и задумчиво посмотрел вдаль. Он задумался о том, что может связывать его и Кэролайн? Только недолгая переписка, правда, полная таких откровений и надежд на будущее. Только о совместном будущем в этих письмах речи не было. Они просто размышляли о чём-то, делились мыслями, опытом. Они были чрезвычайно похожи, и так быстро нашли общий язык, словно всю жизнь были знакомы. Этими размышлениями и поделился Джон с Мэри. Она слушала его очень внимательно, и после того как он закончил, спросила его очень серьёзно.
– Вы испытываете к ней нечто большее, чем просто лёгкую симпатию?
– Я не могу и сам определить природу своих чувств. Я понимаю, что так мало знаком с ней и, что нельзя испытывать к человеку глубокой привязанности лишь, по прошествии такого малого количества времени.
– Бросьте, Джон. Для чувств нет преград. Человек не может мыслить рационально, когда в сердце зарождается чувство любви. Кем бы мы были, если б могли всё прогнозировать и рассуждать только логически, не слушая зов сердца. Мы люди, и это самое прекрасное и ужасное существо на земле.
Джона ободрили её слова. Он смог внутренне расслабиться и больше не искал в самом себе, какие-либо недостатки. Мэри, как всегда, была бесконечно права. Она иногда могла с лёгкостью находить объяснения тем вещам, которые для Джона не могли быть постигнуты с первого раза. Возможно, разница была лишь в том, что она была женщиной, и по природе своей была более чувствительна к тем вещам, которые у Джона вызвали недоумение, а порою и равнодушие. Она заставила его поверить в то, что на Земле нет практически ничего важнее правды. Ведь, если никогда не лгать друг другу, значит, не будет и стольких бед, которые переносят люди лишь из-за своей алчности и расчётливости. Говоря правду, можно было бы избежать многих конфликтов и войн. Мэри была так уверенна в этой своей теории, что она захватила и самого Джона. Он и сам стал так думать. А ведь она была права. Мэри была права. Вот и сейчас, она убеждала Джона, что не стоит бояться чувств. Не стоит анализировать каждый свой шаг, а стоит лишь принять всё таким, каким видится на самом деле.
