— Поехали, — сказал он водителю.
Мы плавно развернулись от железной дороги к автостраде,
пересекли мост. Внутри машины было тепло, но ощущалось холодное присутствие
звезд; по обеим сторонам от нас, спереди и сзади простиралась пустыня, усиливая
ощущение холодной ничтожности.
Я сказал Клейншмидту:
— Прекрасная погода, не правда ли?
— Еще бы.
— В чем дело? Меня обвиняют в каком-то преступлении?
— Ты просто возвращаешься, Лэм, вот и все.
— Если меня ни в чем не обвиняют, у тебя нет никакого права
снимать меня с поезда и везти обратно.
— Может быть, оно и так. Но шеф велел мне привезти тебя, и
ты вернешься.
— Откуда машина?
— Взял напрокат по дороге. А вон там у меня — самолет.
Похищение, что и говорить, подготовлено и проведено по всем
правилам.
— Как бы там ни было, лейтенант, я рад, что мы друзья. А то
ведь ты мог бы обидеться и ничего мне не рассказать.
Он рассмеялся. Водитель полуобернулся, потом снова глаза его
уставились на дорогу.
Машина взревела, проделала серию скачков по неважной дороге
с такой скоростью, что я мог всем телом почувствовать, как трудно живется всем
ее пружинам.
Я пристроился в углу и погрузился в размышления.
Клейншмидт откусил кончик сигары и закурил. Было тихо. Если
не считать свиста холодного ветра да урчания мотора. Несколько раз мы
пересекали песчаные барханы, длинные белые щупальца пустыни, принесенные
ветром.
Мы были в пути уже около получаса, когда взошла бледная,
изрытая оспинами кратеров старая луна, а спустя несколько минут машина
замедлила ход.
Квадрат разноцветных огней обозначал периметр летного поля.
Водитель сбавил скорость, фарой поискал поворот, нашел его и подъехал к
квадрату. Сразу же я услышал рев авиационного двигателя и увидел огоньки, зажегшиеся
на самолете.
Клейншмидт сказал водителю:
— Мне нужна расписка, чтобы я мог подтвердить свои расходы.
Водитель взял деньги, выписал квитанцию. Клейншмидт схватил
мой саквояж, и мы вышли на холод.
Винт самолета монотонно вращался. Крупный песок хрустел под
нашими ногами…
— Меня вышвырнут со службы, если узнают, что я хоть что-то
тебе рассказал. Предполагается, что ты вступишь в кабинет шефа, не имея ни
малейшего понятия о том, что происходит вокруг и что произойдет с тобой, —
буркнул сквозь зубы Клейншмидт.
— Что за строгости! — воскликнул я.
Клейншмидт измерил взглядом расстояние от нас до самолета,
замедлил шаг, чтобы не подойти слишком быстро.
— В какое время ты оставил Берту Кул в отеле «Сал-Сагев»? —
спросил он.
— Точно не скажу. Но было немногим более восьми.
— Куда ты направился?
— Вниз, в свой номер.
— Что ты там делал?
— Собирался.
— Ты не стал выписываться из отеля?
— Нет. Я оставил это для Берты. Они бы все равно приписали
мне еще сутки за номер, а Берта у нас казначей. Она знала, что я уезжаю.
— Ты ни с кем ни о чем не разговаривал в отеле?
— Нет. Собрал саквояж и вышел. Оставил записку для Берты на
конторке в номере.
— Этот саквояж — весь твой багаж?
— Да, а в чем дело, в конце концов?
Он — тихо:
— Кое-кто убит. Шеф полагает, что ты можешь иметь к этому
убийству какое-то отношение. Не знаю, что заставляет его так думать, но кто-то
ему намекнул. Он считает, что это серьезная версия. Но ты не теряй головы.
И после того как мы зайдем в самолет, чтоб ни слова.
— Спасибо, лейтенант.
— Да ладно, не за что, — пробормотал он. — Просто продолжай
прокручивать в своих мозгах то, что услышал сейчас, и постарайся раздобыть себе
алиби.
— На какое время?
— От без десяти девять до отправления поезда.
— Увы, не смогу. Я приехал на вокзал около девяти и сразу
сел в вагон.
— Проводник тебя не запомнил?
— Нет. Он с кем-то разговаривал. У меня легкий саквояж, и я
вошел по ступенькам вагона без посторонней помощи. Я устал, сразу разделся.
Лег.
— Прибереги все это на потом, — произнес Клейншмидт. Перед
самолетом возникла фигура пилота.
— Готово? — спросил Клейншмидт.
— Все в порядке. Прыгайте в самолет.
Мы вскарабкались в низкую кабину одномоторного самолета.
Пилот посмотрел на меня с любопытством и спросил:
— Когда-нибудь летали на таких?
— Да.
— В курсе насчет ремня безопасности и прочего?
— Да.
Пилот задернул за собой шторку, двигатель взревел.
Колеса несколько раз подпрыгнули, и мы резко набрали высоту,
пересекая линию цветных огней внизу. Впереди прорезался описывающий круги луч
авиационного маяка. Клейншмидт похлопал меня по колену, приложил палец к губам,
поставил мой саквояж так, что тот оказался прижатым его ногой к стенке. Вне
моей досягаемости. А раз так, — он закрыл глаза и почти сразу начал храпеть.
Я и не думал, что он спит. Нечто вроде ловушки расставил?
Чтобы посмотреть, не попытаюсь ли я достать что-нибудь из своего саквояжа.
Краем ботинка он упирался в угол саквояжа, так что почувствовал бы сразу, если
б я попытался дотронуться до саквояжа.
Мысленно я вернулся назад, к встрече в поезде: вспомнил, как
он схватил саквояж и с тех пор не выпускал его из рук. Потом — как обследовал
мою рубашку около уборной. Очевидно, на самом деле начальника полиции кто-то
«навел» на меня…
Глава 8
Ластер, начальник полицейского управления, свирепо посмотрел
на меня через стол и рявкнул:
— Садитесь!
Я пододвинул к себе стул, сел. Клейншмидт устроился в
дальнем конце комнаты.
Я оглядел кабинет, посмотрел на окна.
Рассвет только разгорался. Длинные ленты облаков на востоке
окрашены в яркий оранжевый цвет; красновато-розовый отсвет лег даже на щеки
начальника полицейского управления. Электрические фонари снаружи выглядели уже
слабыми и бледными, но утро только-только подходило к городу, без
искусственного освещения еще не обойтись.
