— И Уайтвелл А. тоже намерен уехать?
— По крайней мере, не в ближайшие дни… Угости-ка меня
сигаретой, дружок!
Вскоре явились Уайтвелл Артур и Эндикотт.
— Какие, однако, случаются неожиданности, — сказал Уайтвелл,
пожимая мне руку. — Сознайтесь, что мы с вами такого не предвидели, а, Лэм?
Эндикотт пожал мне руку, но ничего не сказал.
Уайтвелл навис над креслом Берты, улыбаясь ей.
— О, никак не могу понять, как вам это удается, Берта.
— Что?
— Не спать, в сущности, всю ночь, а выглядеть при этом такой
свежей, будто вы проспали с десяти вечера до утра. Не перестаю восхищаться
вашей жизнерадостностью.
— Ах, если б ваши слова хоть на десять процентов
соответствовали истине, — засмущалась Берта.
Я не мог больше терпеть этот обмен любезностями и громко
спросил:
— Вы все побеседовали с Клейншмидтом?
Оба мужчины согласно кивнули.
— Вы еще о нем услышите. Настойчивый парень.
Более того, может быть опасным.
— Да, полагаю, что вы правы, — после паузы произнес
Эндикотт.
— Тогда, возможно, стоит еще раз подумать, что же произошло.
Мне пришлось замолчать, потому что в коридоре послышался
стук каблуков; в дверь постучали, и я как бы подвел итог:
— Деньги на бочку — вот что такое закон в наши дни!
И пошел открывать дверь. В номер стучал Клейншмидт.
— Входите, лейтенант, — пригласил я. — Правда, мы собрались
пойти позавтракать…
— Ну, конечно, — сказал Уайтвелл. — Отличная мысль,
разумеется. А, доброе утро, лейтенант.
Клейншмидт не стал ходить вокруг да около.
— Мне нужно кое-что проверить дополнительно, — сказал он. —
Уайтвелл, вы ведь не все мне рассказали о событиях прошлой ночи.
— Боюсь, не понимаю, о чем вы…
— Не находились ли вы на углу улиц Вашингтона и Бука около
девяти часов вчера вечером?
Уайтвелл заколебался. Это было видно, как говорится,
невооруженным глазом.
— Как мне с вами найти общий язык, лейтенант?
Похоже, вы настойчиво добиваетесь от меня…
— Давайте пока не будем препираться, — настаивал на своем
Клейншмидт. — Вы там были или вас там не было?
Уайтвелл сердито посмотрел на него:
— Нет!
— Вы уверены?
— Совершенно уверен.
— Вас там не было, скажем, в промежутке от восьми сорока
пяти до девяти пятнадцати?
— Ни тогда, ни в какое-либо другое время этим вечером.
Клейншмидт сделал шаг назад, рывком открыл дверь, выглянул в
коридор.
Я сказал:
— Держитесь, Уайтвелл.
Мы услышали быстрые шаги в коридоре, и в дверях появилась
незнакомая девушка.
— Проходите, прошу, — вежливо пригласил Клейншмидт. —
Посмотрите на людей в этой комнате и скажите мне, не видели ли вы кого-нибудь
из них вчера вечером?
Девушка, и это было видно, очень следила за собой — за
лицом, фигурой, руками, со вкусом одевалась.
Но в ее манере держаться было что-то нарочитое, если бы она
наперед знала, что все равно дела оборачиваются против нее, а поэтому — уж
лучше вести себя вызывающе. Ах, ее подняли ни свет ни заря, чтобы притащить на
очную ставку! Так я вам покажу, всем своим видом покажу, что вообще не
ложилась, что привыкла засыпать на рассвете… На ее лице было многовато
косметики, а линия рта выглядела жесткой: человек научился быть начеку.
То, что она собиралась сказать, можно было угадать заранее.
Она оценивающе скользнула взглядом вокруг и остановилась на Уайтвелле. Но
прежде чем она успела что-то произнести, Берта Кул наклонилась вперед, едва не
упав с кресла.
— Нет, так не пойдет, — заявила она Клейншмидту. — Я вам не
позволю заниматься подтасовкой. Если собираетесь провести опознание, то вы
должны рядом с интересующим вас человеком поставить другого, приблизительно
того же возраста и телосложения…
— Кто здесь командует? — с наигранным негодованием сказал
Клейншмидт.
— Может быть, и вы, но я вам повторяю, лейтенант, как вы
должны по закону действовать, если хотите, чтобы результаты вошли в протокол.
— Я запишу ваш совет… Этот человек здесь присутствует?
Незнакомка указала пальцем на Уайтвелла.
Клейншмидт с удовлетворением констатировал:
— Так… Подождите теперь за дверью.
— Погодите минуту, — вмешался Уайтвелл. — Я желал бы знать…
— Выйдите за, дверь, прошу вас.
Девушка кивнула и вышла из номера: плечи развернуты,
подбородок задран, подчеркнуто покачивающиеся бедра как бы говорили за нее: я
знаю, что вы думаете про меня, но мне на это наплевать.
Дверь закрылась.
Уайтвелл начал было что-то говорить.
— Погодите минуту и вы… — прервал я его.
Он взглянул на меня, вопросительно изогнув брови: слишком
хорошо воспитан, чтобы выразить удивление как-то иначе.
— Вы уже утверждали, что вас там не было. И к этому нечего
добавить, — тут я сделал многозначительную паузу, — ни убавить!
— Адвокат? — обернулся ко мне Клейншмидт.
Я промолчал.
— Потому что если вы таковым не являетесь, — угрожающе
сообщил Клейншмидт, — скажу вам: полиции не нравится, когда люди занимаются
юридической практикой без разрешения, по крайней мере, в нашем штате.
А раз вы осмеливаетесь давать совет человеку, которого
обвиняют…
— В чем? В совершении преступления? — спросил я.
Теперь лейтенант мне не ответил.
Внезапно Клейншмидт повернулся к Эндикотту:
— Вас зовут Пол С. Эндикотт?
Эндикотт кивнул.
— Вы связаны деловыми отношениями с Уайтвеллом?
— Я у него работаю.
— Кем?
— Я замещаю его, когда он бывает в отъезде.
— А когда он на месте, чем вы занимаетесь?
— Слежу, чтобы дела шли гладко.
— Что-то вроде заместителя по общим вопросам?
