Сколько мне будет стоить это расследование? — спросил
Уайтвелл.
Лицо Берты изменилось.
— Двадцать пять долларов в день плюс необходимые рабочие
расходы.
— Не много ли?
— Отнюдь нет… учитывая качество услуг.
— Я полагаю, что частный детектив…
— Вы нанимаете не детектива, а агентство, Дональд будет
находиться на линии огня. Я — в конторе, но тоже занимаюсь исключительно вашим
делом.
— В таком случае, мне кажется, следует гарантировать
результат.
Глаза Берты впились в него:
— За кого вы меня принимаете, черт возьми?
— Должен же быть какой-то предел, — пробормотал Уайтвелл.
— Мы сократим расходы, — смилостивилась Берта.
— И расходы на развлечения? Не забудьте, вы — в Лас-Вегасе.
— Их не будет… Да, нам нужно двести долларов сейчас.
Задаток!
Уайтвелл принялся выписывать чек.
— Если вы сможете либо найти ее, либо добыть доказательство,
что она уехала по доброй воле, я выпишу вам премию в пятьсот долларов. А
найдете — увеличу премию ровно в два раза, — пообещал он.
Берта взглянула на меня:
— Все понял, Дональд?
Я кивнул утвердительно.
— Тогда за работу! Меня могли бы упечь в санаторий на
полгода. Но чтобы написать расписку, мне не нужна медицинская помощь!
Глава 3
Через пустыню на город наползали фиолетовые тени.
Веял ветерок чистый, как джин, и сухой, как лента новой
промокашки. Была ранняя весна, но никто из мужчин уже не ходил по улицам в
пиджаках, разве что забредшие в Лас-Вегас туристы.
Застройка городов в западных штатах (в Неваде тоже)
одинакова для всех: одна-единственная главная улица, на которой сосредоточены
только очаги развлечений.
Если вы хотите отыскать магазинчики, торгующие за наличный
расчет, или деловые учреждения, вам придется свернуть с главной улицы и
углубиться в боковые. По обоим концам этой Главной громоздятся суперважные для
Лас-Вегаса районы: скопление туристических отелей и мотелей, площадью две мили
на две, лучшие в штатах кондиционированные гаражи — это на одном конце, а на
другом, как еще одна ветвь заглавной буквы Z, — кварталы домов, где сидят и
ждут женщины… Главная улица буквально забита казино, закусочными, гостиницами
разного пошиба, аптеками с непременными здесь барами.
Я шел по тротуару, с интересом разглядывая открывающийся мне
город, и отовсюду доносилось жужжание рулеток и специфический треск «Колеса
Фортуны».
Пропитавшись насквозь атмосферой города-центра Игры и Удачи,
я поймал такси и назвал адрес, который написал для меня Уайтвелл.
Дом был маленьким, но неказистым его не назовешь — он
выделялся среди домов этой улицы. Тот, кто его проектировал, явно пытался
оторваться от традиционно скучного контура, который тут доминировал.
Я расплатился с шофером, поднялся по трем бетонным
ступенькам на крыльцо дома-оригинала и позвонил.
Молодой гигант-блондин открыл дверь и серьезно взглянул на
меня: серые выцветшие глаза на лице цвета выдубленной кожи. Гигант сказал
полуутвердительно:
— Вы Лэм из Лос-Анджелеса. — В ответ на мой кивок пожал руку
тонкими сильными пальцами. — Проходите, пожалуйста, Артур Уайтвелл звонил нам…
Я проследовал за блондином в дом. Сразу же мои ноздри
защекотал запах вкусной стряпни.
— У меня выходной, — объяснил блондин. — В пять часов у нас
обед… Войдем сюда. Присядьте вон в то кресло, около окна. Там удобно.
В кресле и впрямь было удобно. Комфортабельное, ничего не
скажешь, кресло. Весь дом, наверное, таков.
Но чтобы иметь возможность выставить напоказ какую-то
стоящую вещь, хозяевам приходилось, видимо, слегка экономить. Само здание ничем
не выдавало бедности, но обстановка дома явственно свидетельствовала о жажде,
которую испытывали хозяева по дорогим вещам, они бы костьми легли, чтобы
обладать тем, что символизировало бы достаток и верх вкуса.
Огден Дирборн (худ, как доска!) двигался быстро, даже
изящно. По всем приметам, работает он где-то в пустыне, на свежем воздухе,
обычно молодые мужчины охотно демонстрируют и гордятся своей бронзовой от
загара и юношески свежей кожей.
Открылась дверь. Вошла женщина. Я встал.
— Мама, позволь представить тебе мистера Лэма из
Лос-Анджелеса — того самого, о котором говорил Артур Уайтвелл, — сказал Огден.
Дама приблизилась ко мне с любезной светской улыбкой на
лице.
Эта женщина до сих пор имела все шансы на победу в жизненной
борьбе, заботясь о фигуре и о лице. Выглядела она отлично. На вид ей было лет
сорок, возможно, к пятидесяти, но можно было дать и тридцать с небольшим.
Женщина знала, как тяжело дается самоотречение, но ее тело,
затянутое в эластичную ткань, свидетельствовало о пользе диеты. Глаза красивой
брюнетки мерцали, словно полированный черный мрамор. Длинный прямой нос,
тонкие, я бы сказал, трепетные ноздри говорили о благородной генеалогии миссис
Дирборн.
— Как поживаете, мистер Лэм? Для нас честь сделать все
возможное, чтобы быть полезными вам и нашему другу Артуру Уaйтвeллy. Если
пожелаете, наш дом станет вашей квартирой, пока вы находитесь в Лас-Вегасе.
Предложение — предостережение. Если бы я сказал «да»,
кому-то из них пришлось бы за мной следить. Да и не ждали тут от меня согласия.
И я серьезно ответил:
— Большое спасибо. Но, вероятно, я пробуду здесь всего
несколько часов, меня ждет напряженная работа.
Но за приглашение благодарен.
И тут в комнату вошла девушка. У меня создалось такое
впечатление, что она стояла за дверью, в своей очереди на выход, высчитывая
свое появление на сцене. Все женщины явно заботились о том, чтобы их образы
оттеняли друг друга.
Миссис Дирборн произнесла обычную в таких случаях фразу:
— Элоиза, я хочу представить тебе мистера Лэма из
Лос-Анджелеса — о нем нам, ты помнишь, звонил мистер Уайтвелл.
Элоиза, вне всякого сомнения, была дочерью своей матери.
Такой же длинный прямой нос. Ноздри, правда, не столь тонкие, волосы
темно-каштановые, а глаза неожиданно голубые. Но в девушке чувствовалась та же
жесткая самодисциплина, энергия тела и духа, знающего цель в жизни. Обе женщины
— с кошачьими повадками, которыми обладают женщины-хищницы. Кошка,
растянувшаяся перед пылающим камином, — вроде бы декоративное украшение, как,
скажем, меховая пелерина на шее и плечах красавицы. Ноги, как бы в домашних
тапочках, двигаются мягко и бесшумно. Но чувствуются когти, их не видно, а
потому они особенно опасны.
