В частности, на американских аукционах частот в некоторых округах была опробована тактика поддержки местных компаний или малого бизнеса в целом, компаний, которыми руководили женщины или представители национальных меньшинств и т. д. Это могли быть отдельные торги, на которые не допускались другие участники, либо финансовая поддержка, осуществляемая путем выделения кредитов или даже безвозмездной помощи.
Следует отметить, что иногда преференции стимулируют участие в аукционе игроков, которые в противном случае не решились бы на такие действия. В итоге на торгах усиливается конкуренция, и собранная аукционистом сумма (даже с учетом понесенных затрат) может оказаться выше той, что была бы без соответствующей поддержки.
В то же время в большинстве случаев ограниченный размер помощи (до 25 % от ставки) никак не влиял на результаты, ни один бенефициар победителем просто не становился. Если же государство безвозмездно предоставляло субсидию в большем размере (достигавшей в отдельных случаях 40 % от ставки), исход аукциона менялся, побеждали исключительно «льготники», однако рост цен относительно аналогичных торгов приближался к величине поддержки. Впрочем, данное свойство скорее можно считать преимуществом – аукцион достаточно устойчив к ручному управлению и попыткам изменить результаты в свою пользу.
Обязательным элементом дизайна аукциона должен быть штраф за отказ платить. В противном случае компании могут делать совершенно безумные ставки, портя игру остальным участникам (в результате чего потенциальные игроки могут тривиально не войти на торги), а потом просто отказываться от выигранного лота. Еще более неприятным может быть исход в закрытых аукционах. В аукционе первой цены компания, не зная оценок конкурентов, может сделать множество заявок, а впоследствии выбрать минимальную из позволяющих получить лицензию и отозвать все прочие.
При этом на этапе зарождения аукционов были прецеденты, где такая тривиальная возможность не была учтена. В итоге сборы оказывались существенно ниже ожидаемых. Скажем, в Австралии на одном из первых аукционов частот для спутникового телевидения государство не досчиталось 200 миллионов долларов.
Еще один блок фейлов связан с тем, что организаторы, изучившие результаты теории аукционов, справедливые для продажи отдельных лотов, не связанных друг с другом, применяли соответствующие механизмы для связанных продаж. Однако, как мы уже убедились на ряде примеров, в аукционах, где параллельно торгуются несколько похожих товаров (например, лицензий в разных округах), поведение участников и доходы аукциониста будут совсем другими. Более того, поскольку анализ поведения здесь куда более сложен, возможны серьезные провалы, связанные и с нерациональностью участников. Особенно аккуратными следует быть при использовании параллельных аукционов второй цены.
Весьма показателен пример одного из новозеландских аукционов, на котором один из лидеров рынка, фирма «Totalisator AB», попыталась выиграть в шести округах, однако в пяти из них ее ставка в 401 тысяч новозеландских долларов была перебита различными конкурентами. Временами эти конкуренты были готовы заплатить впятеро больше, до 2 миллионов 371 тысяч новозеландских долларов (в аукционе второй цены для несвязанных продаж ставки совпадают с оценками участников), но из-за дизайна аукциона изрядно сэкономили. В седьмом же округе, где из-за ограничений на число ставок «Totalisator AB» не принял участие в торгах, совершенно случайно конкуренции не было совсем, и лицензия ушла за символическую цену в 200 тысяч. Кстати, в этом примере обнаруживается и еще одна ошибка дизайна, наблюдавшаяся нами ранее на примере аукциона 3G в Швейцарии, – заниженная резервная цена.
4.2.4. Российская практика аукционов
Многие, наверное, заметили, что мы почти не упоминали в данной главе российские аукционы. Дело в том, что практика их применения практически отсутствует. Можно сколько угодно критиковать швейцарцев за плохой дизайн аукциона по продаже 3G-частот, но они аукцион по крайней мере провели, равно как десятки стран Европы, Америки, Азии и Африки, и далеко не только развитых. В России же, несмотря на консенсус среди экономистов в пользу формата аукциона, от него отказались.
Более того, есть подтверждения того, что мобильные операторы были готовы платить. Приведем пример из хорошо знакомого нам города Иркутска. С 2005 по 2007 год на рынок Восточной Сибири безуспешно пыталась войти компания «Вымпелком», известная большинству под брендом «Билайн». Ей не выделяли частоту. При этом оператор, позиционирующий себя в качестве федерального, просто обязан иметь покрытие всей территории страны. И после трех лет борьбы с чиновниками они вынуждены были купить готовую сеть Tele2, которая на тот момент уже развернулась в Иркутской области. Купить со всей клиентской базой за круглую сумму в 30 тысяч рублей за абонента, включая малоговорящих и фиктивных.
Заметим, что эта сумма в относительно небогатой России превышала на тот момент тысячу долларов на человека. Конечно, готовая сеть ценится больше, чем частота. И отдельный регион несопоставим с масштабами всей страны. И тем не менее даже не миллиарды, а десятки и сотни миллиардов рублей могли быть получены государством в случае внедрения в практику механизма аукционов.
Пока же ничего не меняется. Недавние попытки организовать аукцион для сетей пятого поколения также окончились ничем. В марте 2020 года госкомиссия по радиочастотам отменила уже принятое решение о проведении аукциона и предпочла традиционное директивное распределение частот.
Собственно, в России вообще не так много успешных примеров использования аукционов. В 2002 году была попытка организовать через аукционы распределение квот на вылов рыбы. Несмотря на явное ощущение, что не все участники, особенно в первый момент времени, понимали, как себя вести, шла вполне серьезная торговля, ставки поднимались в 1,5–2 раза относительно первоначального уровня, не было признаков сговора или других разобранных в данном разделе книги провалов. Тем не менее дальнейшего развития тема не получила, аукционы были отменены со странной формулировкой, что «они не имеют отношения к реальности», хотя ровно в этой отрасли, как показывает и мировой опыт, они были бы весьма уместны.
Спустя 17 лет, в 2019 году, аукционы вернулись для того, чтобы с их помощью распределить права на вылов краба. Посредством крабового аукциона была продана половина доступной квоты на 15 лет. Каждый из 41 лота выставлялся на торги раздельно и последовательно. Кто из участников аукциона куда заявился, оставалось в тайне. Лоты продавались на английском аукционе с фиксированным шагом, начиная от минимальной резервной цены. Несмотря на то, что в соответствии с теорией данный формат дает сильные стимулы к манипуляциям (лучше было бы запросить у каждого из участников желаемое количество лотов и проводить торги параллельно), аукцион можно признать успешным. Он принес в бюджет 150 млрд рублей, что сделало его одним из крупнейших в мире. В то же время высока вероятность того, что, несмотря на успех, эта история также стала однократной, и обещанного в 2023 году второго аукциона не состоится.
С учетом весьма немногочисленных приватизационных аукционов (по большому счету можно назвать лишь один крупный успех – уже упоминавшуюся продажу пакета акций «Связьинвеста»), единственной областью, где аукционы в России прижились, являются тендерные торги. Впрочем, и здесь не все однозначно. Помимо уже озвученных проблем с качеством предоставляемых услуг и невозможностью без специальных ухищрений работать с постоянным проверенным поставщиком, очевидно заниженным является барьер, свыше которого закупки по тендеру являются обязательными. А ведь тендер – это существенные трансакционные издержки и потеря времени. Конечно, их можно не принимать во внимание, если речь идет о закупках на многие миллионы или миллиарды. В этом случае уменьшение коррупционных рисков однозначно свидетельствуют в пользу аукциона. Другое дело – закупка университетом канцелярии на 100–200 тысяч рублей. Сравнение значительных (в процентном отношении) трансакционных издержек с весьма мифической возможной переплатой при отсутствии аукциона, скорее всего, будет свидетельствовать против торгов. Но нельзя!
