Но мама, моя мягкая и добрая мама, которая после никогда не спорила с отцом, стояла на своем. Ее не испугали ни угрозы, ни возможное наказание. Она так решила, и не могла передумать. Не передумала.
И мне казалось, что не смотря ни на что, не глядя на те сложности, что выпали на ее долю после с таким сложны и травмированным подростком, каким росла я, она так ни разу и не пожалела о своем решении.
Даже тогда, когда все оказалось на грани краха. По моей вине.
Никто не мог предсказать, какое именно наказание ждало бы родителей, если бы кто-то случайно узнал. Они оба давно оставили работу на военный блок, но за подобные действия, если я хоть что-то понимала, ответственность сохранялась навсегда. Если бы кто-то узнал…
Понимая, что ташва — это практически смертные приговор, я всегда вела себя предельно аккуратно. Никто и не подозревал, хотя маме с каждым годом было все труднее подделывать медицинские документы в школе, а затем и исправлять их для колледжа. Но мы справлялись. Пока на моем пути не встала любовь.
Странное тянущее внизу живота ощущение, которое становилось только сильнее от головокружения и сухости во рте, стоило Дитлану появиться в одном со мной помещении. Резкие и умные слова вдруг разом вылетали из головы, стоило увидеть его улыбку. А в тот первый раз, когда он взял меня за руку ладошки вдруг взмокли, и мир перевернулся, сменив привычный центр на блеск этих светлых, таких красивых глаз, что смотрели на меня по особенному.
А потом были свидания, прогулки под светом двух лун.
И поцелуи.
Это сейчас мне было немного смешно вспоминать, а тогда… тогда в этом всем, казалось, была заключена целая вселенная. Яркая и бесконечно прекрасная.
— Останешься немного? — он мне нравился. В отличие от остальных ухажеров, Дитлан никогда меня не торопил, а терпеливо ждал, кивая на все мои нелепые отговорки и оправдания. Но сегодня я почти решила. Занятия в колледже закончились раньше, так что родители не станут волноваться. И времени у нас предостаточно. Для всего.
— Да, — едва переводя дыхание от волнения, шепнула я.
— Правда? — светлые, чистые глаза шальфара, обрамленные россыпью мелких чешуек, блеснули.
Глава 23
Это неожиданное, но сильное ощущение, что я "самый вкусный пирог во вселенной» не хотело меня отпускать еще очень долго. С одной стороны приятное, трепетное, с другой, оно немного пугало. Не то, совсем не то, что мне было надо сейчас, когда вся жизнь с невероятной скоростью, с фейерверками и флажками, бодро летела в черную дыру.
Большую часть времени мне удавалось как-то заглушить эмоции, неуклюже убеждая саму себя, что все не так и плохо, что все поправимо. Но чувство потери контроля, и наложившееся сверху ощущение, что я по ходу падения измазалась в варенье и мазуте, было слишком сильным. Кажется, все события с момента принятия последнего заказа, на самом деле отдавали ароматом ягод и космического топлива. Дикая смесь.
Этот внимательный, изучающий взгляд Руша был совсем не к месту. И совершенно не ко времени был тот трепет, что вспыхивал в теле, откликаясь на этот интерес.
С трудом выпроводив Руша из каюты, чувствуя, что Агент так просто не отстанет со своими расспросами, я никак не могла прогнать волну воспоминаний. Пусть сейчас не было никаких предпосылок, чтобы ждать чего-то подобного от конкретно этого мужчины, но осадок, и привычная схема действий были слишком сильны даже по прошествии стольких лет.
Быть ташвой в современном мире не безопасно. Я выучила это достаточно хорошо.
Когда практически весь твой род вырезали во время геноцида, проще, да и правильнее оставаться нацоей. Как приемные родители, что чудом уберегли маленькую девочку. Это сейчас в Потоке, да и в данных официальной истории, ташв обвиняют в злоупотреблении собственными способностями. Мол, потомки одной из «ящеровых»* рас, пользуясь способностью организма к восстановлению и умением взаимодействовать с операционными системами, решили захватить власть в своем секторе, за что и поплатились.
Согласно истории, объединенные силы Центра с трудом справились с угрозой, исходящей от ташв. Но я помнила кое-какие моменты, которые вовсе не помогали принять эти слова. Я не помнила лиц своих биологических родителей, только мутный, темно-синий силуэт платья мамы на фоне лилового неба, и широкую спину отца. Но еще я помнила взволнованный голос. Это был частый гость, чей голос, низкий и хриплый, иногда всплывал в воспоминаниях, особенно по ночам, раз за разом повторяя:
«Они не сумели найти вещество. Корпорация сердится»
«Они не смогли выделить»
«Они требуют больше сырья»
Я помнила себя, сидящую под столом, скрытую скатертью, и ноги гостей. Небольшой дом, всего-то пара комнат, становился тесным от такого числа присутствующих, но я уже не могла выбраться. В голове, среди вороха воспоминаний билась мысль, что меня не должны увидеть, иначе мама рассердится.
И я помнила голоса. Гневные, резкие. Целый рой голосов. Кто-то предлагал отказать. Не давать того, что от нас хотела «Корпорация». Другие, женские, тихие и испуганные, умоляли согласиться. Говорили, что у нас не хватит сил. Но резкие голоса не слушали. Мужчины были готовы бороться до самого конца.
И они добились своего. Не помню, сколько именно дней прошло, на в один из мирных, теплых и тихих вечеров мой мир превратился в пылающий ад. Из тех воспоминаний в голове остались только грохот собственного сердца в ушах и дикий жар, что лизал кожу. И яркие, слепящие всполохи огня вокруг. Мир в тот ден утратил все краски, став желто-оранжевым. Слепящим и удушающе жарким.
А потом была темнота, осторожные руки моей второй мамы, которая мягко смазывала ожоги, укутывала и прятала меня в дальних помещениях какого-то корабля. Большой ящик, в котором я спала, свернувшись среди какого-то мелкого медицинского оборудования и тряпок. Много дней. Или недель. Темные, встревоженные глаза отца, и их первые споры о том, что «нельзя» и «последствия».
Но мама, моя мягкая и добрая мама, которая после никогда не спорила с отцом, стояла на своем. Ее не испугали ни угрозы, ни возможное наказание. Она так решила, и не могла передумать. Не передумала.
И мне казалось, что не смотря ни на что, не глядя на те сложности, что выпали на ее долю после с таким сложны и травмированным подростком, каким росла я, она так ни разу и не пожалела о своем решении.
Даже тогда, когда все оказалось на грани краха. По моей вине.
Никто не мог предсказать, какое именно наказание ждало бы родителей, если бы кто-то случайно узнал. Они оба давно оставили работу на военный блок, но за подобные действия, если я хоть что-то понимала, ответственность сохранялась навсегда. Если бы кто-то узнал…
Понимая, что ташва — это практически смертные приговор, я всегда вела себя предельно аккуратно. Никто и не подозревал, хотя маме с каждым годом было все труднее подделывать медицинские документы в школе, а затем и исправлять их для колледжа. Но мы справлялись. Пока на моем пути не встала любовь.
