А к вечеру пришла другая проблема — Асами знала, что надо провериться. Провести осмотр, который сама себе она сделать не в силах. Перебирая в памяти врачей, которые могли бы держать язык за зубами, Асами отвергала одного за другим: от кого-то будет слишком много сочувствия, кого-то новость просто повергнет в шок, а кто-то разнесёт по всей деревне. Оставался только один человек и, набравшись смелости, к вечеру Асами стучала в знакомую дверь.
— Асами? — Каэдэ моргнула, не веря своим глазам. Открыла дверь шире, пропуская, прошла следом. На низком столике перед телевизором стояла бутылка дорогого саке и несколько тарелок с закусками — она явно собиралась провести вечер в прекрасной и остроумной компании себя любимой и алкоголя. Асами остановилась, не зная, куда деть руки, глаза, куда деть саму себя, только бы не смотреть, не говорить, не произносить вслух.
— Что случилось? — заметив поведение бывшей ученицы, Каэдэ нахмурилась.
— Мне нужна ваша помощь, — тихо произнесла Асами. — Очень нужна.
— Если надо куда-то идти, знай, будешь должна, и должна немало за то, что прервала замечательный вечер, — беззлобно проворчала Каэдэ, направляясь к спальне, чтобы сменить домашний халат на что-то более подобающее.
— Нет, Каэдэ-сама, никуда идти не надо, — ещё тише сказала Асами, с силой прикусив щёку. Боль отрезвила, придала сил. — Мне нужен медицинский осмотр.
— Прямо сейчас?
— Да. Прямо сейчас.
— Это касается твоей беременности?
— Так вы… Так вы знали? — Асами поражённо уставилась на неё, в голове мелькнула горькая мысль о том, что Изаму об этом не сказал. Видимо, не придал особенного значения.
— Всё ждала, когда придёшь, — снова заворчала Каэдэ, но взгляд стал цепким, внимательным. Она кивнула на диван и пошла мыть руки. Из ванной донёсся голос: — Думала: время идёт, ты ни у кого не наблюдаешься, а надо бы. Сколько у тебя уже? Четыре месяца, да?
Она вышла с перчатками, критически оглядела бледную Сакуру, успевшую лечь и приготовиться, и нахмурилась.
— Асами?..
— Просто осмотрите, Каэдэ-сама, — прошептала она и закрыла глаза. По вискам покатились слёзы, теряясь в волосах, когда наставница устроилась между её ног и скрылась под натянутой на коленях юбкой. Минуты растянулись в вечность, осмотр давно закончился, но в комнате было тихо, только шелестел приглушённый до минимума телевизор.
— Когда? — глухо спросила Каэдэ, поднимаясь и стаскивая перчатки.
— Вчера ночью, — в тон ей ответила Асами, приводя в порядок одежду. Беспомощно посмотрела на свои руки, будто всё ещё видела на них кровавые потёки, чувствовала, как липнут друг к другу пальцы. Боль наступала, поднималась к горлу, разрастаясь огромным пульсирующим комком. Асами спрятала лицо в ладонях, отчаянно не желая выглядеть жалкой, судорожно всхлипнула и замерла, когда тёплая рука сжала плечо, притягивая к себе. А в следующую секунду уже тряслась в рыданиях, не в силах остановиться, сжимаясь в комок в чужих объятиях. После, отдышавшись, смущённо попыталась улыбнуться, но Каэдэ лишь грустно качнула головой, заставив отбросить попытки.
— Это я во всём виновата, — хрипло прошептала Асами. — Слишком много работала, совсем не думала о себе, это всё я.
— Глупая девочка. — Каэдэ провела по щеке костяшками пальцев, и фраза, интонация, тепло во взгляде так напомнили Изаму, что душу скрутило, выжимая досуха. Тоска отразилась в глазах, объёмная, беспросветная. Тихо вздохнув и отпустив Асами, Цунаде проворчала что-то про учениц, которые любят возлагать на себя слишком много ответственности и пошла на кухню. Зашумел чайник, запахло травами и покоем. В холодные ладони Асами была втиснута чашка с чаем.
— В этом никто не виноват, — наконец проговорила Каэдэ, задумчиво прокручивая свою чашку в руках. — Такое случается. Никто не застрахован. И он это поймёт, будь уверена. Даже, — она невесело хмыкнула, — наверняка будет винить себя за то, что не был рядом.
— И что мне делать теперь? — горько прошептала Асами, не отрывая глаз от чашки.
— Теперь? Жить, конечно, что же ещё.
Асами не раз давала советы. Искренне желая помочь, пыталась вжиться в чужую проблему, подсказать верный путь. Но сейчас, когда совет давали ей, хотелось закричать: Вам легко говорить! Хотелось огрызаться, истерить, может, разбить что-нибудь. Потому что жить дальше не получалось. С каждым днём, приближающим возвращение Изаму, она делала очередной шаг к пропасти, заполненной постоянным чувством вины. Фантомная боль обернулась кошмаром — она чувствовала его, слышала его упрёки, видела его разочарование. По ночам оплакивала дочь и только-только появившееся счастье. Сжималась в комок на диване, кусала подушку, глуша крики. А утром, приведя себя в порядок, ныряла в работу, чтобы больше не оставалось мыслей.
— А кто тут раздобыл вкусняшек? — Цубаки пришла как всегда не вовремя. Раздражённая Асами сверяла отчёты о поставках с отчётами о заказах, находя всё больше несостыковок. Почему она вообще должна проверять это лично, когда есть куча помощников? А тут ещё ежеквартальный доклад главе деревни о состоянии дел в больнице, который тоже должна составить она. Подняв бешеный взгляд на Цубаки, Асами рявкнула:
— Я не хочу есть!
На подругу её крик подействовал ровно так же, как на стену. Невозмутимо закрыв дверь, она пожала плечами и спокойно подошла к столу, из-за стопок бумаг на котором Асами едва виднелась.
— Ты просто не видела, что я принесла. Тут даже твои любимые пирожки.
— Ты, кажется, не поняла, что я сказала, — угрожающе проговорила Асами. — Я. Не. Хочу. Есть!
— Гормоны, я помню, — философски сказала Цубаки, зарываясь в пакет. — Сейчас поешь и станешь добрее.
— Цубаки, — голос Асами почти сорвался на рык. Потребность выплеснуть копившееся раздражение, за которым пряталось так много личного, захлестнула, воспламеняя. — Я не хочу есть! У меня не шалят гормоны! Хватит носиться со своей едой, достала!
Поджав губы, Цубаки посмотрела и медленно кивнула. В глазах сверкнули слёзы обиды.
— Если не хочешь, настаивать не буду.
С достоинством кивнув, она резко развернулась и выскочила из кабинета, только мелькнул светлый хвост. Асами тяжело вздохнула — желание окликнуть её вспыхнуло с той же быстротой, с какой прошло раздражение. После разговора с Каэдэ прошло почти две недели, и, хотя наставница несколько раз пыталась ненавязчиво поговорить снова, Асами успешно избегала этого. Как избегала и встреч с друзьями, любых разговоров о чём-либо, кроме работы, и приглашений сходить куда-нибудь посидеть. Её мир схлопнулся до крохотной точки, воспоминаний о тепле, которым щедро делился Изаму. Но боль от потери, пустота и вина пожирали и эти воспоминания, постепенно заставляя их выцветать и блекнуть. Серый, безжизненный, пустой мир окружал и во снах, заставляя бежать, бежать, бежать по лабиринту, ища выход и не находя. Совсем одна, без желания двигаться, говорить, дышать…
