— Нет. — Из глаз брызнули лучики, Изаму обвёл взглядом сидящих за столом и вновь посмотрел на Асами. — Пойдём домой.
— А если я не хочу? — Асами вздёрнула бровь и выпрямилась, чуть покачнувшись от резкого движения. При мысли о том, что придётся возвращаться в полный пустоты и отчаяния дом, в груди стало тесно. Она задыхалась там, неужели он не видел, не чувствовал?
— Боюсь, тогда мне придётся настоять. — Изаму легко выдернул её за плечи из-за стола, приобнял одной рукой и кивнул остальным. — На вашем месте я бы тоже пошёл домой, завтра будет плохо.
— Мы все проинформированы о последствиях чрезмерного употребления алкоголя, Изаму-сама, — удивительно чётким для совершенно пьяных глаз голосом ответил Сора.
Изаму усмехнулся, но отвечать не стал, сложил печать и исчез — тащить пьяную Асами через всю деревню он точно не собирался.
Едва они оказались дома, Асами сбросила руку, продолжавшую осторожно придерживать за плечо, и яростно набросилась на Изаму.
— Зачем ты меня забрал? Мы так хорошо сидели!
— Потому что, ещё полчаса, и ты бы свалилась под стол.
Изаму был зол не меньше. В то время как он всячески пытался подобрать к ней ключ, разговорить, заставить поделиться, она преспокойно решила напиться с друзьями. В целом в этом не было ничего ужасного, но можно было хотя бы предупредить? Чтобы не искал её, не дождавшись дома, не прыгал по крышам, ища её чакру, не придумывал бы самого ужасного, что она могла с собой сотворить. Облегчение, когда наконец нашёл, моментально сменилось злостью, подкреплённой жгучей обидой. Сейчас он держался из последних сил, понимая, что спорить с пьяной женщиной не стоит. В этом состоянии Асами была непредсказуема.
— Я полностью себя контролировала! — она не желала успокаиваться, заводясь всё больше и больше. — Так давно не сидела с друзьями, а ты всё испортил! Ты вечно всё портишь!
— Ты сама отвернулась от всего мира! — вспылил Изаму. Обвинение резануло болью по натянутым нервам. — Не подпускаешь к себе, не хочешь разговаривать!
— Я потеряла ребёнка! — взвизгнула Асами, толкая его обеими руками. Но Изаму не сдвинулся с места, даже не пошатнулся. — Я каждый день думаю о том, чего лишилась!
— Я тоже его потерял! — прорычал он, тяжело дыша. — Я тоже лишился всего: ребёнка, надежды, тебя! Ты не подумала о том, что мне хотелось пережить это вместе?!
Она смотрела на его лицо, скрытое маской, и терялась от боли, плескавшейся в глазах. Эгоистка, всегда была, всегда будет. И менять что-то поздно. Асами внезапно почувствовала себя невероятно усталой, словно из неё разом выкачали весь воздух.
— Мы не вместе, Изаму, — тихо ответила она, отводя взгляд. — И как раньше уже не будет.
— Потому что ты не хочешь? — так же тихо спросил он. Сердце разбивалось о грудную клетку, тяжело, отчаянно сокращаясь. Он ждал её ответа, забыв, как дышать. Пристально всматривался в лицо, и когда она закусила губу, прежде чем заговорить, застыл, боясь пошевелиться.
— Я не знаю, чего я хочу, — наконец проговорила Асами. Голос дрогнул. Она подняла на него блестящие от слёз глаза и повторила: — Не знаю, чего хочу.
— Тогда, может, попробуем начать всё сначала? — робко, боясь спугнуть, спросил Изаму. Она никак не отреагировала на его слова, и, ободрённый молчанием, он положил руки на её плечи, осторожно притягивая к себе. Послушно сделав шаг навстречу, Асами вдруг вскинула голову и иронично бросила:
— Сначала — это как? Сделаешь мне ещё одного ребёнка, чтобы привязать к себе?
Изаму дёрнулся, как от удара. Руки безвольно скользнули по её локтям. От произнесённых слов стало холодно, как будто прямо над головой разверзлись тучи и пошёл снег. Сказав, Асами тут же пожалела об этих словах, но в серой стали напротив не осталось ни одной эмоции, за которую можно было зацепиться, чтобы вернуть разговор в прежнее русло. До этих слов.
— Тебе лучше лечь спать, — безжизненным голосом произнёс он и исчез.
Ночной лес завораживал. В зарослях папоротника мягко мерцали светлячки, где-то в сплетении ветвей пел соловей, густо пахло травой и прогретой на солнце древесиной. Изаму тяжело опустился на землю у подножия исполинского дуба, облокотился о колени и опустил голову. Никогда ещё желание крушить всё вокруг не было таким сильным, но многолетняя привычка держать эмоции под контролем и сейчас не дала сбоя. Хотя слова Асами ядом выжигали, внешне он оставался абсолютно спокойным. Только очень, очень уставшим.
Ты вечно всё портишь.
Сделаешь мне ещё одного ребёнка, чтобы привязать к себе?
Он не хотел повторять, но фразы крутились в голове, до боли обидные. До ужаса правдивые. Всё портит, просто не может иначе. Сколько бы ни пытался исправить ошибки прошлого, они постоянно догоняли в настоящем, пятнали будущее. Вот и сейчас, сломав жизнь прекрасной светлой девочке, он остался наедине с привычным чувством вины. И было бы глупо не признать, что мысли о ребёнке посещали, и не раз за прошедшее с возвращения время. Поняв, что значит ожидание, потеряв их с Асами будущее, он надеялся, что всё можно исправить. Да, это будет другой ребёнок, но он будет зачат в любви, по желанию, а не стечению обстоятельств. Теперь эту мечту надо похоронить. Смерть всегда стояла за его спиной, но почему-то выбирала не его, а других: родных, близких. Тех, чья потеря могла принести больше страданий. Но почему за его ошибки приходится расплачиваться Асами? С этим Изаму никак не мог смириться. А ещё не мог ничего изменить.
Устал. Он так устал быть сдержанным, уравновешенным, справедливым. Смотреть на мир с ироничной насмешкой, пряча себя, настоящего, под маской. Не из ткани — той, что приросла к душе. Только Асами удалось увидеть его настоящего. Там, в темноте, он был собой: напуганным, боящимся потерять, отчаянно желающим жить. Он поделился с ней тем сокровенным, о существовании которого и сам давно забыл. И всё испортил.
Изаму не любил драмы и рефлексию. Давно приучил себя к лёгкому порно и самоиронии. Но жизнь не спрашивала, диктовала правила, под которые сложно подстроиться, сохранив привычное амплуа. Он чувствовал себя старым. Дряхлая развалина, рассыпающаяся с тихим хрустом. Труха, которая, подуй — развеется. Если бы он просто мог раствориться в ночном воздухе, испариться, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать…
Когда он вернулся, Асами уже спала, свернувшись клубком на краю кровати. Крепкий запах перегара заставил вздохнуть и открыть окно. Помедлив, Изаму поставил рядом с ней тазик, а после, приняв душ и переодевшись, лежал и смотрел на неё, гадая, почему пришла в спальню. Забылась, или решила, что тут всё же удобнее? На спине проступали острые позвонки, и он подумал, как сильно она похудела за этот месяц. Месяц, который они оба отняли у собственной жизни.
Надо было её отпустить. Дать развод и позволить жить дальше. Но сейчас это было невозможно — прошло всего три месяца со свадьбы. Даже для привыкших к любым потрясениям жителей деревни это будет слишком скандально. Асами наверняка тоже это понимала, поэтому молчала, не пыталась уйти. Ждала, когда пройдёт время или пока не думала об этом? Изаму тихо вздохнул, перекатился на спину. Зато теперь думал он. И чем больше размышлял, тем больше приходил к выводу, что не имеет права удерживать её рядом. Доставлять неудобство собственным присутствием.
