Я попыталась извиниться, но меня опередил страшнейший грохот: огромная цветная ширма, изображавшая уютный домик лесных гномов внезапно рухнула. Видать, мы крепко ее задели. Взмыленный директор едва успел отскочить, как тяжелая фанера завалилась с раскатистым эхом. Бедняге сказочно повезло, что она не упала на его взъерошенную голову, изрядно поседевшую за последние пару минут. Из зала раздался очередной взрыв дикого хохота, сдобренный овациями и громкими криками «На бис! Еще раз!». Я благодарила судьбу, что среди зрителей не было видно моих родителей. Они пока не знали, в какую плохую компанию попала их единственная дочь.
За упавшей ширмой спешно переодевались семеро гномов-пятиклассников, которые, очевидно, пять минут назад были оленями. Из пары затылков торчали мягкие ватные рога, на троих были надеты одни трусы, а остальные застенчиво приклеивали бороды.
Змей Горыныч снял свою среднюю маску, под ней оказалось разгневанное красное лицо в два раза страшнее. Это была та самая знаменитая Мадам Танк: крупногабаритная блондинка, что прокатилась голышом перед городским пляжем за лодкой Златоновских.
Я мечтала провалиться, не оставляя после себя дырки в сцене. Хитро сощуренные карие глазки разъяренной Мадам чем-то напоминали гоблинские, и я уже представляла себя пылесосящей искусственное покрытие школьного стадиона. Она унаследовала от носорогов не только необъятную талию, но и чрезмерную вспыльчивость.
– Ты маленькая негодная хамка! – ревел Змей Горыныч, скрепя половицами и моей репутацией, я уже не надеялась остаться в живых после концерта, – встретимся в антракте!
– Кто вы?! Что за ерунда тут происходит? – пролепетал директор, вытирая микрофоном пот со лба, его лицо переливалось в зелено-багровых тонах, – что вам надо?
– Учиться… ээ… пришла…– промямлила я, абсолютно уверенная, что мой первый учебный день уже закончился, даже не начавшись, – мы … случайно… правда! Извините!
Но «могучий богатырь» как никто другой знал, насколько все случайное не случайно. И как бы сильно не протестовали зрители, но…
– Прошу прощения, дорогие гости! – заговорил директор, в это время пара гномов снова ставила декорацию, еще пара приводила в чувство валяющуюся в истерике Белоснежку, – небольшие технические неполадки! А сейчас для вас танцуют… танцует… Птенчик… Элеонора проводите хулиганку в конец зала! И птицу! Спасибо за понимание! А сейчас вашему вниманию танец гномов!
– Так-так! Швабру в руках держала? – спросила Мадам громовым голосом, тоном вроде «брала в руки ружье?», тут же делая меня центром всеобщего внимания и насмешек.
– Тяф! – подала голос маленькая черная чихуа-хуа, она запрыгнула прямо в мощные руки хозяйки, – тяф-тяф!
– Спокойно, сэр Саблекус! – прокурлыкала ему Танк, поправляя большую белую бабочку на ошейнике своего нанопесика, – она тебя не обидит, моя лапушка!
Но никто не смотрел на сцену, мальчишки сворачивали шеи, провожая меня восхищенными взглядами. И тут я, наконец, осознала, что осталась не только жива, но и безумно красива. Все дело было в моем волшебном платье, сшитом по последней гоблинской моде и прическе, что чудом пережила все последние события. Грубо держа мое плечо, Танк отвела меня в конец зала. К сожалению, мое очарование совершенно на нее не действовало. Властным пальцем она указала мне на пару свободных мест.
– Будешь сидеть тут, пока я не придумаю тебе наказание! – рявкнула Танк, ее пес одобрительно тявкнул, – я устрою тебе концерт! Колтин, прекрати щериться!
Последние слова привели меня в такой неописуемый восторг, что я чуть было не обняла саму Мадам. В свете прожекторов заблестела знакомая белозубая улыбка.
– И никаких мне разговоров! – потрясла Танк мне вслед кулачищем.
Я мигом кинулась к Нику, не помня себя от счастья. Как он так быстро тут очутился?
– Водовозка не расстается со своим сэром Соплежуем. Даже кошки им брезгают! Ого! Неплохое платье, Санек! И причесон! – шептал Ник, пока я усаживалась рядом. Он не сводил с меня огромных блестящих глаз, – отличный ты дала концерт! А я впал в немилость вон из-за того!
Он указал на яркую вывеску над сценой, которая безмолвно кричала «С днем терзаний и муки!» вместо «С днем знаний и науки!». Мальчишку сложно было узнать: при параде, умытый, причесанный, в белой нарядной рубашке с неизменным карманом на груди и черных глаженых бриджах без единой заплатки.
– Ник! – прошептала я, и тут меня прорвало, – как ты тут оказался? Что делал в лавочке гоблинов? Откуда у тебя русалочий хвост?
– Лавка Эрта и Бэрти? – переспросил он, рассматривая мою прическу, – ах да! Я просто попал под дождь, и вдруг бамс – у меня отрос рыбий хвост! А оборотное зелье только у гоблинов! Кстати…, – он замялся, густо краснея, – спасибо! Ловко ты зеленого швырнула!
– Пожалуйста, – настала моя очередь краснеть, было очень непривычно, что из-за платья он буквально не сводил с меня глаз, – а здесь-то ты как оказался?
– Троллий билет в один конец! – ответил Ник и принялся рыться в своем нагрудном кармане, внутри что-то гремело и шуршало, он вытащил порванный надвое клочок пожелтевшего пергамента, – я вытряхнул песок из карманов, и каким-то образом там оказался этот билет. О, нет, не думай, я не хотел попасть сюда! Я сбежал из лавки гоблинов, переоделся, а затем нашел троллий билет и попросил отвести меня туда, где находишься ты. Ого! Чей это попугай?
– Свой собственный! – ответил Локи, довольный, что его заметили.
Ник сидел в полном ступоре, я улыбалась от уха до уха.
– Опять эта рыжая! – вылез из своего кармана Чирока, в крохотной лапке он сжимал тонкую золотую стрелу. На ее кончике, словно сосиска на шампуре, был бесцеремонно нанизан покусанный кусок сыра, вся мордочка карманного зверька оказалась в пестрых цукатах, – ни минуты покоя!
– Как ты смог стрелу-то украсть? – недоумевала я, стараясь смотреть на Ника как можно строже.
– Ну не пропадать же добру! – улыбнулся он в ответ.
– Кстати, Ник! Пользуясь случаем, Павловна сперла тебе отличные тапки! – гордо заявил Локи, нагло раскрывая мою сумку, – примеряй!
Я густо покраснела, заметив, как Никитка быстро спрятал под кресло свои загорелые и по-прежнему босые ноги. Еще момент, и я наконец-то их больше никогда не увижу. Он перестанет ходить босиком!
– Это тебе! – прошептала я, вытаскивая один за другим гоблинские кроссовки, они тут же напомнили мне о Максе, – извини, что поздно.
– Хромая химера! – воскликнул Ник, не веря своим глазам и ушам, – сама сперла?!
Он прикусил обветренные губы, черные брови взлетели так высоко, что почти скрылись под вольнолюбивой вьющейся челкой. Блестящие глаза, черные круглые смородины, стали просто огромными.
– Конечно, сама! – кивнула я, мои уши покраснели, – ну и попугай помогал.
В моей голове пронеслись последние события из лавочки гоблинов. Сердце больно защемило. Как страшный сон передо мной возникло окровавленное острие меча, торчащее из разломанной двери шкафа, жуткий смех вампира и последний крик Макса.
