– В школу я хожу в рубашке! – буркнул он, злобно сверкнув глазами.
Темные брови, карабкающиеся все выше и выше на широкий лоб, казались разной толщины. Большие пухлые губы пестрели свежими шрамами. Не удивительно, ведь он либо улыбался, либо беспощадно их кусал. Тимка направился рассматривать его загорелую спину, всю в шрамах.
– Ты кто? Одна из кикимор Златоновского? – мальчишка попятился к тропинке в лес, Роки спешно запрыгнул на его плечо и брезгливо отвернулся, – крашеная курица, да?
Я невольно сделала шаг назад: с левой стороны его лица, от виска до подбородка протянулся рваный глубокий шрам, словно от огромного кривого когтя. Окажись он на миллиметры ближе – мальчишка остался бы без глаза, чуть глубже – был бы мертв.
– Не знаю я никакого Златопопского! – возмутилась я, – просто отдай мне телефон и кошелек! Ты меня обокрал!
– Ее зовут Алисанта! – гордо заявил Тимка, мне тут же захотелось провалиться, – но мы зовем ее Алиса, и ей нравится. Она всегда хотела ей быть.
– Александра! – поправила я, краснея.
– Какая еще такая Санта? – передразнил незнакомец, его загорелое лицо озарила огромная, раза в два шире привычной, белозубая улыбка, – хорошо, Санек, придется звать тебя Алисой. Очень созвучно! Кстати, я – Никита, но просто обожаю, когда меня называют Кешей! – иронизировал он, – а еще я частенько представляюсь…
– Кеша, иди и чини мой велопед! – потребовал Тимка, – и отдай мне Сыроку!
– Сам ты Кеша! Шуток не понимают! Я Ник! – возмутился Никитка, осознавая, что только что глупо проговорился, назвав свое имя, – а Роки еще жить хочет! Своего иметь надо!
Он протянул мне мобильник и полегчавший кошелек. Я не стала возмущаться, все равно там была одна мелочь. К тому же этот парень умеет разговаривать со зверями, что может очень пригодиться на обратном пути.
– Что здесь происходит? Откуда взялся этот тигр? Ты его знаешь?
На все мои вопросы Никитка лишь пожимал плечами, отмахиваясь, мол что я все равно ничего не пойму. Чистый нетронутый песок быстро покрывался крохотными босыми следами Тимки, воздух разорвал самый дикий клич того же производителя. Счастливый малыш носился с яблоком за несчастным Чирокой, неоднократно пытаясь его накормить.
Ник достал из кармана обрывок веревки с тремя разными клыками, тот самый, что недавно был у тигра, и примерил.
– Это та самая штука, что висела на шее у зверя! – тут же узнала я, – зачем ты стащил эту ерунду? Он же может вернуться!
– Сама ты ерунда! А это – трин-амулет! Тигр подарил, – улыбнулся мальчишка, тут же сорвал с шеи сушеную лягушачью папку и одел клыки, – сила, ловкость, храбрость! Три в одном! Жаль, нужно носить отдельно от прочего барахла. Хочешь поборемся?
– Какой бред! И ты в это веришь? – недоумевала я, – лучше бы талисман от глупости и воровства себе нашел! А лапка лягушачья для чего? Улучшения пищеварения?
– Ага, – улыбнулся Ник, пряча от меня свой шрам и переводя тему, – значит, послезавтра будем вместе в экстра-классе. Напомни мне сесть от тебя подальше!
– Экстра где? – замялась я, даже чайки прислушались, прекратив кричать.
Но оказалось ничего особенного – просто новое направление в городском лицее, открытое неким Федором Златоновским, богатейшим предпринимателем, абсолютно бесплатно для всех желающих. Туда автоматически попадали все отчисленные и приезжие. Никитку традиционно каждый год с треском выгоняли из школы. Как выяснилось, его дедушка ни разу не был на родительских собраниях. Хотя потом, каждую осень, парня каким-то чудом брали обратно в класс.
– Мышка, иди спать! – вопил Тимка, насильно заселяя Чироку в новенькие апартаменты из песка, новоселье закончилось обвалом потолка и отчаянными воплями пушистого жильца.
– Да ну их к гоблинам! – ворчал Ник, кончики его ушей ярко зарделись, хотя лицо оставалось по-прежнему просто загорелым, – сам директор лицея не отличит тролля от балерины! Тысяча химер! Жаль, я посеял пароль от нижнего яруса. Ладно, тебя бы там все равно быстро сожрали… хотя нет, хватило бы надолго, ты – откормленная. Но не волнуйся, их «экстра» как раз для неудачников и новеньких!
В ответ на такие речи я молча хлопала глазами, искренне надеясь, что «откормленная» – это комплимент, а я все-таки больше «новенькая», чем «неудачница».
Вдруг, откуда-то из-за камней бесшумно вынырнула небольшая белоснежная яхта с мотором. Ник вжался в мокрый песок, будто пытаясь провалиться. Чирока со скоростью света нырнул в мою сумку.
– Привет! – закричал Тимка, размахивая Никиткиной рубашкой, словно болельщик флагом, – эй, пираты!
– Тимофей! Прекрати немедленно! – зашипела я, – а то они тебя заберут!
Ребенок даже обрадовался такой перспективе, однако, лодка круто развернулась и прибавила ходу в открытое море. Наверное, нас заметили на борту. Новенькая яхта стремительно превращалась в яркую белую точку, постепенно растворяясь в синеве волн.
– Жаль, что ты не вампир, Ник, – разочарованно сказал Тимка, опуская рубашку на песок, – хоть велопед-то мой починишь?
– Лучше проводи нас обратно через лес! – добавила я о наболевшем, оглядываясь по сторонам, – откуда взялась та зверюга? Сбежала из цирка?
Ник молча усмехнулся, распрямляя рубашку. На ней прямо напротив сердца был пришит большой самодельный карман. Видимо, для Чироки.
– Орки не любят блохастых и грязных, так что он вас не тронет. – Сказал Ник и гордо добавил, – тем более, с вами я.
– Зверюгу зовут Орк? – переспросила я, – это те из фэнтези, которые не существуют? Мой папа говорит, что здесь уже не водятся никакие тигры, а в море давно нет акул!
Ник саркастически задрал правую бровь, отчего Тимка пришел в полный восторг, а я – в негодование. Этот дикий и дерзкий мальчишка нагло игнорировал все мои вопросы.
– Не смей меня передразнивать! Что тут происходит? – требовала я, сжимая кулаки, – кто ты такой? Отвечай! Или я расскажу твоим родителям, как ты украл мой кошелек!
– Попробуй! – ответил он, срывая с шеи сухую лягушачью лапку и одевая вместо нее ворованный амулет с тремя клыками, – действительно паршиво, что я не вампир. Сейчас бы отлично вами поужинал. Все расскажешь моим родителям? Ха! Значит, ты умеешь разговаривать с мертвыми?
– Что? – недоумевала я, хлопая глазами.
– А ничего! У меня нет родителей! – его широкая улыбка превратилась в твердую тонкую линию, глаза резко потемнели, я сочувственно опустила глаза, – мать умерла пятнадцать лет назад ровно через два часа, как я родился. Я даже не помню ее лица. Вот эта сушеная лягушачья лапка – все, что у меня от нее осталось. А три года назад отец ушел в море и не вернулся. Говорят, что русалки забирают хороших рыбаков себе, как плату за все уловы. Довольна? Расскажет все она!
– Прости, я не хотела, – пробормотала я, даже волны прекратили шуметь, соболезнуя мальчишке, – правда, прости!
