– И какую же историю ты хочешь им подарить? – проскрипел звероподобный.
– Грустную и героическую, им же ее по кабакам рассказывать, – ответила девочка и сделала вид настолько важный, что Олаф не удержался от усмешки.
– Ну расскажи, – поощрительно кивнул звероподобный и тут же уселся на траву.
Остальные циркачи последовали ему примеру, а Кали умоляющи посмотрела на Олафа и тот вздохнул. “Ладно, может это квест какой”, – буркнул он и махнул своим. В конце концов, новые мобы, циркачи, спасение девочки от волка… “А ведь и он не читался”, – внезапно вспомнилось Олафу. Определенно, если все это не начало эпической цепочки заданий, но закончить мысль не дала Кали, начавшая рассказ:
– Жил был в лесах маленький народец. Веселый и беззаботный, очень похожий на людей. Те же четыре пальца, – девочка выставила ладони, – те же острые ушки, – она замерла и тут же пошевелила собственными ушами. – Лес давал маленькому народцу все, – голос Кали стал каким-то напевным, словно колокольчики или метроном зазвучал. Да и сама она принялась слегка покачиваться. – Вот такой ягодки, – девочка показала половину фаланги маленького пальчика, – хватало чтобы наесться до сыта. Вот столько листочков, – она показала три пальца, – хватало чтобы сшить одежду. – Счастлив и беззаботен был маленький народец. День за днем он жил беспечно и весело. Дружили с лесом, зверями, травами и даже холодные пауки весело шевелились и приветливо махали лапками, когда рядом с ними пробегал кто-то из маленького народца. Цветы и деревья дарили маленькому народцу сладкий нектар и смолу, из которых тот варил веселящий мед. Маленький народец жил так тысячи лет, жил и не знал заботы. Постепенно он обрел свою, особую магию, магию радости. Но однажды, маленький народец узнал о других, тех, кто не умеет быть счастлив и беззаботен всегда. Удивился маленький народец, поразился, и решил поделиться своим счастьем с другими. Собрал маленький народец караван, и отправил его к другим, к тем, кто не умеет быть счастливым и беззаботным. Долго ехал караван, очень долго, вез лучшие веселящие меда. Самые искусные весельчаки маленького народца ехали в караване. И вот, достиг караван окраинных земель и выехал к черному замку. Огромному и страшному замку. Но не таков был маленький народец, чтобы отступать, и подъехали они к исполинским воротам, и постучали, и нежить живущая в замке поразилась тому, что гости не боятся ее, а шутят и веселятся. И открылись ворота, и смело въехал в замок караван. И вышел ему навстречу хозяин твердыни, и усмехнулся он холодно при виде нас.
“Нас?” – удивился Олаф, но мысль тут же ускользнула. Кали крутанулась на месте и продолжила говорить, а между ней и воинами поплыли полупрозрачные фигуры. Огромный зал, вершина которого теряется в непроглядной мгле, от взгляда на которую возникает ощущение бездны. Смотрящий прямо в душу. Всевидящей и всезнающей. Страшной своим равнодушием. Стрельчатые окна, простые, но почему-то будящие воспоминания о кольях. Нет, не просто кольях, а тех, на которые давным-давно сажали приговоренных. Хотелось отвернуться, найти что-то, но взгляд натыкался на украшенные резьбой колонны, пугливо перепрыгивал на стены, затянутые гобеленами в кроваво красных тонах, расписанных батальными сценами. Настолько живыми, что от них буквально веяло тоской и обреченность побежденных. Вот только пугало не это, а полное равнодушие победителей.
Олаф сглотнул, и тут же полупрозрачные картины обернулись полом под ногами, словно он опустил взгляд. Вот только черный камень не принес успокоения. Белым узором в нем проступали кости. Навеки застывшие в камне кости. В них ощущалась мука тех, кому они принадлежали. Казалось, что боль и смертный ужас стали теми цепями, которые навки привязали сонм духов к остатку прежнего вместилища.
– Но даже это не могло поколебать маленький народец, – голос Кали принес облегчение и развеял хмарь наваждения.
Олаф сипло вздохнул, вскинулся, но тут же вновь поддался наваждению напевного голоса. Он смотрел на полупрозрачные столы по периметру зала, во все глаза глядел на главный и самый богатый, стоящий на возвышении и… людей. Маленьких людей перед ним.
– И повелел тогда, хозяин замка, маленькому народцу показать свое искусство, – услышал Олаф.
Череда видений сменялась одно другим. Он видел, как маленький народец танцует, жонглирует, проделывает разные, порой невероятные акробатические трюки, порой, Олафу казалось – он слышит песни маленького народца, но ведь…
– И тогда повелитель рассмеялся. Впервые за долгое, очень долгое время он смеялся и радовался жизни. Сама Тьма и Смерть отступили, признали свое поражение и развеселились вместе с ним.
Кали замолчала, полупрозрачные видения истаивали. Лишь колотящий по столу кубком, с веселящим медом и утирающий слезы, размытый силуэт, все еще висел в воздухе.
– А потом? – раздался сиплый голос из-за спины Олафа. – Что случилось потом?
– А потом повелитель отпустил нас, одарил, не взял ничего и отпустил, – проскрежетал голос звероподобного.
– Мы приехали на эту полянку, – заговорила Кали, и перед ней вновь развернулись полупрозрачные видения. – Остановились на ночлег. Уже легли.
“Нас? Нас. Нас!” – билось в голове Олафа, но он смотрел на картину мирного лагеря маленького народца, варящего что-то в котелках, беззвучно шевелящегося губами и, то улыбающегося, то смеющегося, то…
– Они пришли ночью, – резанул скрипучий голос, заставляет вздрогнуть.
Сотканные из невесомого тумана видения пошли рябью, но Олаф еще успел увидеть, как в спину бегущей девочки лет десяти, очень знакомой девочки, вонзается стрела, а на поляну выходят великаны. Каждый вдвое выше самого высокого из маленького народца.
– Нас очень трудно убить, – улыбнулась Кали, разводя руками.
То ли видение, то ли иллюзия окончательно истаяли. Вот только Олаф этого не заметил, он с каким-то первобытным, парализующим ужасом смотрел в янтарно-багровые глаза девочки.
– Но подобные тебе нашли способ лишить нас самой сути, – проскрежетал звероподобный.
– Нас пытали, но все было бесполезно, мы лишь смеялись и шутили, – голос Кали прокатился веселым перезвоном колокольчиков.
Вот только вместо рук девочки появилось нечто перекрученное, изломанное, обожженное, покрытое язвами, а лицо малышки заменила безглаза и безносая маска, почти целиком состоящая из струпьев.
– Но они нашли способ. Да. Нашли, – заскрежетал звероподобный.
– У них были пленники, обычные пленники, и маг, который погрузил наш разум в их сознание, – раздалось справа от Олафа.
– И тогда мы отдали свою суть, – зашелестел голос справа.
– Перенесли ее, – сразу несколько голосов спереди слились в один.
– Попытались спасти, – шепот пополз по поляне.
– Но ее исказила боль, – проскрежетал звероподобный.
– Страх, – Олафу показалось, что это сказали одновременно все.
– Ненависть, – кажется, он слышал голос Крууша, а может быть и свой.
