Я вошёл в центральный зал Резиденции Космодрома. Поперёк этого зала, который официально называется Главным, пролегает широкая полоса ярко-жёлтого цвета, разделяя всё здание Резиденции, со всеми его огромными помещениями, арками и сводами, на две строго симметричные части. Одна из них – для косможителей. Вторая – для планетян. А посередине – Жёлтая Полоса. Граница миров.
На самом деле, эта самая граница устроена несколько сложнее – Жёлтых Полос две. Та, что была сейчас передо мною, именовалась Жёлтой Полосой Внешнего контура. А там, дальше, если преодолеть её и пройти к противоположному выходу из Главного зала, выйти из-под изящной арки на лётное поле Космодрома, пересечь площадку для ожидания, размеченную под наземный космодромный транспорт, и пройти несколько сот метров по прямой, встретится ещё одна Жёлтая Полоса – Внутреннего контура. Она очерчивает границу особой зоны лётного поля со стоянками для звёздных кораблей. Но для планетянина, находящегося снаружи, за десятиметровым забором Космодрома, сути дела это не меняет. Ему-то всё одно, одна Жёлтая Полоса отделяет его от космоса или две.
Меня встречал офицер народа Песчаных в ранге сотника. Ого, такая честь! Обычно тут дежурит какой-нибудь младший чин. Сотник стоял на Жёлтой Полосе в центре Главного зала. Засунув большие пальцы за армейский ремень, офицер неотрывно смотрел на меня, выпятив подбородок. Это был крупный, чуть лысоватый мужик с обыкновенным крестьянским лицом. Но выправка его говорила о том, что сотник если и происходил из Земледельцев, то покинул свою общину очень-очень давно, возможно, ещё в юности. А может, и вовсе был рождён уже на Космодроме, унаследовав свои крестьянские гены от кого-то из родителей.
С годами я начал лучше понимать значение символов и разных других неявных сигналов, которые хотят до тебя донести. Казалось бы, зачем держать на Космодроме в качестве отряда охраны целый народ, коль знающие люди говорят, что Жёлтая Полоса в любой миг может быть прикрыта защитным полем, с которым ничто в нашем мире, наверное, не справится? Уж не для того ли, чтобы подчеркнуть величие этого гигантского сооружения с искусственным интеллектом? Дескать, посмотри на их судьбу и смирись со своей… Это ж подумать только – всю жизнь на Космодроме! Даже я, которого с детства увлекало всё, что связано с космосом и другими мирами, не мог себе представить, как можно так жить. Но вот, живут же…
В Главном зале и вообще вокруг, насколько хватало взгляда, на зеркальных каменных полах я больше никого не увидел. Возможно, в этот час кроме нас двоих – меня и сотника Песчаных – во всей Главной Резиденции не было ни души. И то мы не смогли по-человечески пообщаться. Дождавшись, когда я подойду поближе к Жёлтой Полосе, сотник показал, как будто кладёт мне ладони на грудь, а потом направил обе свои руки влево, в сторону зала Аудиенций, предназначенного для планетян. Это был особый межпланетный язык жестов, называемый интерадапт, и означало это буквально следующее: «Вам нужно пройти туда». Я и сам знал, куда мне идти для Аудиенции. Да и сотник, похоже, понимал, с кем имеет дело. И потому я был несколько удивлён таким поведением дежурного офицера Песчаных. Тем не менее, я ответил ему, и тоже на интерадапте. Я подчёркнуто благодарно кивнул, а потом, коснувшись пальцами своего лба, опустил руку вниз, как будто вдавливая что-то ладонью. «Спасибо. Я понимаю», – вот что это означало.
«И чего он на меня так смотрит, этот сотник?» – думал я, двигаясь вдоль Жёлтой Полосы в зал для Аудиенций. Офицер космодромной охраны сопровождал меня, шагая по своей территории, по камню, окрашенному ярко-жёлтым пигментом. Диковинного вида лучемёт висел у Песчаного на плече, но руку он держал у оружия, как бы случайно придерживая ствол за цевьё… Знал ли он, что мой вызов на Космодром именной? Наверняка знал…
Интересно, сколько он видел таких вот посетителей? Каждый, наверное, пытается выглядеть уверенным и спокойным. И старается не замечать отражения своего бледного лица, что неотрывно сопровождает его в чёрном каменном зеркале пола…
Так что же за печальная мудрость сквозит во внимательном взгляде сотника? Что такого он ведает, о чём я пока даже не догадываюсь? И почему Космодром перед моим приходом потребовал усилить караул старшим офицером? Конечно, в тот момент, ответа на эти вопросы у меня не было…
Зал Аудиенций, примыкающий к Главному залу, похож на него, только размером поменьше. Всё те же высокие своды из полированного камня с дырочками для звёзд, в которые глядит сейчас тусклое облачное небо. Только в стенах ещё сделаны округлые ниши. А в каждой из них – одно-единственное кресло, каменная тумба и серебристая пирамидка управления.
Говорят, что нишу нужно выбирать с умом, какие-то схемы выдумывают… Но я считаю, что всё это ерунда. И всегда иду в ближайшую. С судьбой в прятки играть бесполезно.
Подойдя к нише, я остановился, достал свою профессиональную карточку и сжал её между пальцами. Подождал, пока вплавленный в неё прозрачный кристалл медленно разгорелся ясным и чистым сиянием, словно преломил в себе лучи самого солнца, невидимого сейчас из-за нависших над миром дождевых туч… Засветился кристалл – значит, можно проходить.
Едва я уселся в кресло, монолитная стена за моей спиной пришла в движение. Скользнув по широкой дуге, она закрыла нишу от посторонних глаз. Уши почувствовали небольшое повышение давления – капсулы для Аудиенции были герметичны. Если Космодром вдруг почему-то раздумает открывать стену, то её не откроет никто. И покинуть капсулу можно будет только лет через двести, естественным путём, так сказать, – в виде праха, который постепенно выдует наружу принудительной вентиляцией…
Это была далеко не первая моя Аудиенция, но я каждый раз волновался. Всего можно ожидать, когда имеешь дело с таким гигантским и всесильным собеседником… Всё, стоп. Пора приниматься за дело.
Я вставил в прорезь каменной тумбы свою профессиональную карту, и она почти мгновенно скрылась где-то там внутри. Потом я протянул руки к серебристой восьмигранной пирамидке, коснулся пальцами холодного шершавого металла. На каждой из её граней были едва заметные бугорки и ямки. Каждая грань играет свою роль. Бугорки и ямки на разных гранях пирамидки повторяются, но в каждом случае набранное имеет особый смысловой оттенок. Символы языка итик были почти не видны, но я знал эту вплавленную в металл азбуку назубок, мне не нужно было смотреть на пирамидку, чтобы работать с ней.
Сначала нужно набрать приветствие – так требует этикет. Космодром не беседует с безграмотными. Тот, кто даже этого не может, действительно рискует остаться в капсуле для Аудиенций навсегда.
После приветствия пирамидка оживает – на её гранях явственно проступают символы, включается голографический проектор. Это всегда очень красиво: белый лучик из вершины пирамиды сначала тянется вертикально вверх, к чёрному каменному своду капсулы, а потом быстро рисует в воздухе направленную остриём вниз сияющую пирамиду. Это объёмный голографический экран. У него, как и у серебристой металлической пирамидки, тоже восемь граней, и каждая светится своим цветом. Это старая как мир и мудрая система декодирования нюансов человеческого общения. Каждая грань, каждый цвет имеет свой эмоциональный подтекст. Каждая набранная фраза смещается к «своей» грани и окрашивается в её цвет. Считается, что это позволяет собеседникам яснее выразить свои мысли и намерения.
