Поколебавшись ещё чуть-чуть, я понял, что перспектив дождаться какой-то реакции шефа у меня сейчас никаких. Тогда я, нахмурившись и сосредоточившись, снова перечитал свой первый в жизни именной вызов на Космодром. И что же я там увидел?! Оказывается, против обыкновения, в этот раз было назначено точное время для Аудиенции – мне предписывалось прибыть на место в час дня!
Я лихорадочно глянул на свой наручный навигатор. Был уже восьмой час утра! С учётом тех девятисот пятидесяти километров, что мне предстояло преодолеть… Сержант, слушая Йеца, казалось, вовсе не обращал на меня внимания, но моё судорожное движение от него не ускользнуло.
– Ты долго возишься, – вполголоса сказал мне Сержант, по-прежнему не поворачивая головы.
Йец сразу умолк, подумав, что упрёк относится к нему.
– Утренний вызов был срочным, – поглядев на меня, напомнил Сержант.
Я с трудом выдержал тяжёлый взгляд его серо-голубых глаз.
– Бери лимузин, – распорядился шеф.
Как обычно, приказы Сержант отдавал почти без интонаций. Я мигом сообразил, что лимузин с его крейсерской скоростью по трассе двести в час – это для меня сейчас единственное спасение. Ну, если не считать катера в ангаре. Но эту металлическую птицу мне, конечно, никто не даст – я сам пока птица не такая уж важная…
Сержант опять повернулся к Йецу и сделал ему знак продолжать. Мне давали понять, что всё необходимое для исправления моей нерасторопности уже сделано и дальше я должен действовать сам.
Такой подход, как ни странно, работает безотказно. Оставшись без руководства и опеки, я обычно справляюсь с заданием много лучше. У Сержанта для каждого агента из нашей конторы – своя персональная воспитательная метода. Он прекрасно знает личные особенности каждого из своих людей. Ну, потому он и шеф…
Итак, голова моя наконец снова начала соображать. Я ещё раз глянул на навигатор, ещё раз оценил запас времени, вспомнил про погоду, посмотрел, где там дежурный за бронированным стеклом – у него ключи от всех служебных машин…
Помещения базы так спланированы, что с поста оперативного дежурного через толстенные стёкла просматриваются входной коридор, холл, двери всех кабинетов и кухни, а также открывается шикарный вид внутрь комнаты инструктажей. Но самого дежурного видно только из этой комнаты, откуда в дежурку выходят два широких окна на задней стене; во всех остальных помещениях стёкла зеркальные, с односторонней прозрачностью. Сержант говорит, что оперативный дежурный – это дирижёр безопасности. А двусторонняя визуальная связь с комнатой для инструктажей ему оставлена для того, чтобы совсем уж от коллектива не отрывался…
Я обхожу кресла и делаю дежурному знак. За бронестеклом в это утро оказался Конми, парень из второй смены. Невысокого роста, плотненький, светленький. Чёлочка такая аккуратная, и мечтательная улыбка на пухлых губах. Но короткие пальцы и крепкие круглые ладони выдают большую физическую силу. Я с ним не очень-то знаком, я почти никого во второй смене толком не знаю. Но Конми мне нравится – у него есть удивительная способность помогать на секунду раньше, чем ты успеваешь об этом попросить.
Вот и сейчас я ещё только шагаю торопливо к нише с лотком, при помощи которого можно что-то взять из дежурки или передать туда, не тратя времени на преодоление двух стальных дверей с кодовыми замками, а он уже держит в руке ключи от лимузина. Понятно, что он всё слышал и видел. Очевидно, что секунда в данном случае решающей роли не играет. Это просто жест, хорошо понятный тому, которому нужно поспеть к сроку за тысячу километров и кто долго возится по утрам при срочном вызове…
Теперь к выходу… На улице всё то же туманное утро, но небо, по которому рядами ползут тучи, уже заметно посветлело. Не сдержавшись, на площадке для посадки катера, посреди пустоцветной метели я опять перехожу на бег…
В гараже полумрак, но лимузин можно угадать в дальнем углу, даже не ожидая, пока глаза после улицы привыкнут. Роскошные и неимоверно сложные отражатели его выключенных фар шлют мне серебряные искорки – машина словно следит за мной. «Да, приятель, ты не ошибся – сегодня мы работаем вместе», – думаю я, торопливо подходя к лимузину. Не удержавшись, на ходу приветливо хлопаю его по обширному капоту…
Разговаривать с машинами – это у меня тоже от отца. У его мотобота было своё имя. И была своя душа – это я точно знаю. Как-то мы попали с отцом в шторм у самого устья Уараты… Нет, это я потом как-нибудь расскажу.
А ведь судьба могла сложиться так, что тот мотобот с годами стал бы моим. Может быть… Но всё вышло как вышло – когда отец погиб, я таких вещей ещё не понимал. А теперь жалеть об этом как-то уже не получается. Но я уверен, что там, где Великая мать приютила душу моего отца, с ним и его верное маленькое судёнышко, на котором он ушёл в свой последний лов. Там, за Вечным Мостом, обшарпанные борта да постукивающий мотор ни к чему, но для маленькой души предмета, который официально считается неодушевлённым, местечко всегда найдётся, я думаю…
Усесться в наш конторский лимузин после простенького джипа с поднимающимся верхом и приборной панелью, выдержанной в минималистском стиле, – это как познать одним махом всё многообразие бытия. Тут воздух даже после длительной стоянки кондиционирован. Ты ещё не тронулся, а кресло уже меняет свою форму, чтобы именно тебе было удобнее, растекается по торпеде великолепие контрольной голограммы… Конечно, я понимаю, что такая мощная навигационная система автомобилю попросту не нужна. Так же как индикаторы давления и температуры воздуха, сцепления с дорогой, диаграмма метеопрогноза… Но как же классно всё это сделано!
«Ну, Крылатый, ты, как всегда, выше всех похвал», – невольно думаю я и развожу руками. А потом гляжу, как руль сам поворачивается – это автопилот начинает выводить лимузин из заставленного машинами гаража. Я очень тороплюсь, но не вмешиваюсь, так как по опыту знаю, что автомат сделает это быстрее.
Крылатый – имя, которое я дал лимузину. И это строго между нами. Да, он угловат. Но его тяжёлые контуры так искусно смещены, скошены – они просто диктуют неудержимое стремление вперёд. И крылышки стильной антенны на закруглённой крышке багажника выдают его главную тайну – мечту о полёте. Он, как и я, мечтает летать – так мне кажется. И пусть крылышки эти всего с ладонь размером – всё равно он у меня Крылатый. Ибо мечта не измеряется в сантиметрах!
Проскочив защитный барьер и маскировочную голограмму, мы выкатываемся на секретную дорожку через пустырь. Я чувствую, что грунтовка, извивающаяся среди высоченных сорняков и куч промышленного мусора, вызывает у машины просто-таки брезгливые ощущения. И конечно, на навигационной голограмме все дорожные параметры окрашиваются в красно-фиолетовые тона. «Ничего, брат, мы с тобой на работе», – успокаиваю я своего неодушевлённого партнёра по сегодняшней операции, похлопываю его по рулю: «Потерпи, до нормальной дороги, до твоей стихии, тут недалеко…»
Грунтовка с пустыря выскакивает на неширокую дорогу, по которой я сюда приехал. Так, здесь налево. К стрелке Шоссе я решил вернуться другим путём: в эту сторону дорога не такая разбитая. Машина сразу побежала быстрее. Справа лес, где ещё клубится туман, а слева всё тянется пустырь, где прячется база адвослужбы. Через километр пустырь сменяется редкими дворами. В окнах, хотя утренняя заря давно погасла, кое-где ещё горит свет. А вот и основная дорога, ведущая из города к стрелке Шоссе!
