Весь этот адский водоворот из соулов, привязанной нечисти и тёмных адептов, помноженный на шторм и цунами из их же неуёмной магии и совершенно дикого порой чувства юмора, – весь этот водоворот не останавливался и не сбавлял оборотов даже по ночам! И это завораживало. Это восхищало.
Именно с началом занятий я сполна осознала, что имеют ввиду на континенте, когда говорят «Морте – это всё же Морте».
Или «Фьорды – это Фьорды».
Как ни странно… этим всё сказано.
Даже добавить нечего.
Результаты не заставили себя ждать: с началом усердной и интенсивной практики у меня стали случаться «проблески» – так здесь называют кратковременные вспышки истинного вѝдения. Я начала различать, а порой очень ясно видеть магию – ауры, плетения, даже Ломтика с Йолой, которой очень понравилось оборачиваться в дракошку, я стала видеть иначе…
Что уж говорить о Фьордах…
Ночь, когда я увидела, что они светятся, что вода в них бликует чарующими вспышками магии, что вода эта просто наполнена светом!.. и над ней медленно поднимаются пузырьки с частицами волшебства… И эти пузырьки подхватывает ветер, чтобы разбрызгать искрами над чёрными кронами деревьев, над берегами, покрытыми пышным ковром трав и цветов… Следующим откровением стали светящиеся деревья… частицы магии поднимались по их мощным стволам, стремились ветвям, тянулись к листьям, чтобы наполнить их светом… Ясным, пронзительно-чарующим… Свечение магии Фьордов наполняло этот мир, щедро, изобильно, словно стремилось подарить всё себя, без остатка… И вот это некое безусловное расходование себя, дарение… стремление отдать ещё больше… потрясло меня сильнее даже, чем «проблеск» истинного вѝдения, и ночь Первого Магического Откровения стала одной из самых волнительных в моей жизни…
…Мне тогда удалось улизнуть от Дримлина, а Тиму – выкроить пару часов между «практикумами» на кладбищах.
Мы поднялись на воздушной лодке высоко-высоко, пронзили защитный купол и следующие пару часов были очень, просто очень заняты…
А когда я взглянула вниз, на Фьорды… так и застыла статуей под понимающим взглядом Тиму. И так и стояла с открытым ртом, и пялилась, пялилась вниз, пока мы спускались. Тим опускал судно медленно, давая мне сполна насладиться Первым Откровением, которое не забывается потом никогда… Не отвлекал, не мешал, даже не касался меня, чтобы не сбить с настройки…
И я смотрела и смотрела на аврору, которая стремится к самой себе навстречу снизу!
С открытым ртом смотрела на светящиеся деревья, на наполняющийся волшебством мир…
А потом «проблеск» истинного зрения закончился и Тиму нежно поцеловал меня, шепнув, что магия никуда не делась. Что она здесь, внутри и в воздухе, ближе даже чем моё дыхание. Что она всегда со мной, также, как и его любовь.
Поцеловав меня снова, Тим ушёл через портал…
А я осталась одна.
Среди кишащей вечно спешащими куда-то адептами ночи…
К тому обстоятельству, что Морте становилась особенно оживлена именно по ночам, мне пришлось привыкать. Как и к тому, что ночь для некромантов – самый, что ни на есть «рабочий день».
Ведь если мне, светочу со специализацией алхимия можно было организовать своё расписание преимущественно в дневное время, то остальным, работающим с нечистью, умертвиями, духами и иже с ними солнечный свет совершенно для практики не подходил. А ведь работа с нечистью это не только «упокой», это еще и «привязка», и «контроль», и даже обучение и своего уровня «прокачка». Я когда впервые увидела Мёртвые Игры, а именно – состязания умертвий, которыми руководили адепты Морте, ощутила прям физически, как «крыша приподнялась», а волосы зашевелились. Даже испугалась, что ночью кошмары замучают. А потом вспомнила, что ночью меня ждёт зубрёжка в Грёзах и ничего, отпустило.
В общем, пришлось ооочень быстро свыкаться с тем обстоятельством, что помимо вечно гогочущих Привратников и адептов самых разных рас с их соулами Морте теперь день и ночь кишела мертвяками, духами, умертвиями, какими-то инфернально хохочущими чучелками и прочими «Франкенштейнами».
Что касается повисшего в воздухе всеобщего кипиша по поводу повально восстающих мертвецов – каюсь, в этом отчасти мы с Тиму были виноваты… То есть не мы, а Гулльвейг...
Как объяснил мне Тиму, обозлившаяся ведьма задействовала магию Источника Морте, дабы напитать силой заточённых в клетках своих душ демонов и… воплотить их снова, в телах умерших.
– Слава Фьордам, что демоническое войско Гулльвейг пока слишком слабо, чтобы воплощаться в живых. – Сказал присутствующий при той беседе Бонсайми и добавил коварно, что захват тел у Гулльвейг следующим пунктом в расписании и что пункт этот не за горами…
– Источник Морте слабеет, – озвучил Привратник то, что мы и так знали, но вслух произносить избегали. – А твой дракон, козочка, растёт хоть и быстро, но всё же медленнее, чем хотелось бы. Так что неровен час, когда всех адептов разошлют по домам от греха подальше, а мертвяками займутся Императорские Гончие.
– Мы этого не допустим, – пообещал Тиму, сцепив зубы.
Я пожала его пальцы, отметив про себя, как резко они похолодели. Я уже знала, что, если за дело возьмётся Императорская Охота, мы потеряем не только герцогство Семи Фьордов, которое утратит свой автономный статус и примкнёт к Империи… мы утратим Морте. Гончие не будут разбираться, кто прав, кто виноват – учуяв заражённый Источник, они просто… осушат его.
Выпьют его магию.
И тут Тиму был совершенно прав.
Этого допускать было нельзя.
Ни при каких обстоятельствах.
– А что станет с пленниками Гулльвейг, если за дело возьмутся Гончие? – спросила я у Бонсайми.
– С кем? – с сарказмом переспросил Привратник и расхохотался.
Правда, на этот раз смех его звучал невесело.
В общем, Бонсайми дал понять, что о спасении пленников не может идти и речи.
А я закусила губу и снова сжала ледяные пальцы Тиму.
Может, по сравнению с угрозой прорыва в мир армии демонов потеря нескольких давно похороненных адептов и одного недавно погребённого ректора звучит как пшик, шутка, даже издевательство… я поклялась себе, что сделаю всё, чтобы их вернуть.
О Яске я Тиму не рассказала.
Не смогла.
Всё вспоминала её загадочную фразу о том, что она была помолвлена с одним, а любила другого… к тому же я уже знала, что многое, очень многое в плетении заклинаний и запитке силой через светоча Тим почерпнул именно у Яски…
Я повторяла себе, сотни, тысячи раз, что Тим со мной, что он только, только мой, слушала его «сердце моё, жизнь моя, мир мой» в головокружительных штормах-перерывах между лекциями, практикумами, заседаниями и охотой… Впитывала каждую его ласку всей кожей, силясь вобрать в себя всего, без остатка… а потом, оставшись одна, вспоминала Яску и… сходила с ума от ревности…
