– Что вы пережили, брат?
– Мы пережили ад, – хрипит Чарушин в ответ. И в тот момент мне кажется, что это, мать вашу, самая емкая фраза, которую мне доводилось слышать. – Надеюсь, что пережили, – уточняет еще тише.
– По-любому пережили, брат, – давлю я так же приглушенно. – Помнишь, как ты всегда говорил? Какое бы дерьмо не случалось, надо оставаться мужиком. Ты им всегда оставался. Все вывозил. А Лиза твоя… Уверен, что она с твоей помощью справится.
– Да… – выдыхает рвано. Ухмыляется, а глаза так все ярче горят. – Надо вывезти. Должен, – второй отрывистый вздох, и взгляд куда-то в лобовуху. Сквозь черноту ночи – далеко-далеко. – Тоже хочу жениться. Дом свой хочу. Семью.
– Давай, – поддерживаю я. – Ты будешь лучшим… – хриплю и притормаживаю, чтобы и самому бурно восполнить потребность в кислороде. – Если не считать твоего бати, ты – лучший мужик, которого я знаю. Убежден, что и в роли главы семейства перемахнешь норму, – искренне это признаю. Чарушин, как никто другой, понимает, что с моей маниакальной зависимостью брать во всем первенство, то, что сейчас ему говорю, имеет внушительный вес. Но решаю все же разбавить приторный сироп смехом. – Блядь… Мне, наверное, стоит все-таки отсечь тебя от своих. Не хочу, чтобы сравнение было не в мою пользу.
– Пошел ты… Козел… – выдыхает с тем же смехом Чарушин. – Твоей Варе никогда в голову не придет нас сравнивать, но ты, придурок, продолжаешь ревновать.
– А не хрен вам было меня разводить, – толкаю типа возмущенно. – Знаешь, как меня плющило, когда… В общем, я, сука, поцеловал ее на том гребаном квесте в джунглях.
– Чего? Уже тогда? – оживает Чара натуральным хохотом. – Ах ты ж, сволочь!
– Да, блядь, не отрицаю… Воспользовался темнотой. Кишка тонка была, чтобы иначе это сделать. И потом отрицал, хотя она заподозрила и в лоб спросила… Спросила в лоб, прикинь?! Я охренел!
– Центурион же! – припоминает Тёмыч давнее прозвище моей Вари.
Сам дал. До сих пор так величаю. Только теперь уже точно любовно, без всяких издевок.
– Да… – вздыхаю, когда теплом грудь забивает. – Но самое поганое: после моих отмазок она решила, что это, сука, ты!
– Твою мать! – ржет вовсю уже.
– Да! И тут ты, скотина такая, подваливаешь ко мне с ебучим осознанием, что она тебе нравится! Я, блядь… Я, блядь, чуть не сдох! – разгоняться не планировал. Но, как бы смешно ни было, чувствую, меня от этих воспоминаний реально бомбить начинает. – А потом эти ваши непонятные отношеньки… Дружба против меня… Ты и она! Против меня, блядь… Блядь… Как мне не ревновать?! Да я это и до седых волос не забуду, хоть и в курсе давно, что развод! Чувства свои, блядь, не забуду никогда!
– Просто знай, что теперь я тебя понимаю, – задвигает Чарушин, когда смех стихает. – Сейчас очень хорошо понимаю. Тоже бы ревновал… Люто.
– Сука, наконец-то!
Тёмыч снова смеется.
– Все. Десять минут, – переводит дыхание в разы спокойнее. – Вали домой, на хрен. Мне тоже пора.
– Валю, – выдаю так же легко. – Фух… На связи, брат.
– На связи, брат.
Оказавшись на улице, пошатываюсь, словно пьяный. Улыбаюсь во весь рот. Представляю, как сейчас зарвусь домой, как нырну в теплую постель к своей кисе, как зацелую ее, как залюблю…
__________
*История Кирилла Бойко и его Вари в дилогии "Хочу тебя испортить"/"Хочу тебя любить".
49
Хочу тебя чувствовать…
© Лиза Богданова
Вздрагиваю. Волоски на затылке дыбом встают, а по коже проступают мурашки. Прежде чем сознание окончательно проясняется, по всему телу искристое тепло разливается.
– Ты холодный, – бормочу я, но от поцелуев, которыми Артем покрывает мои шею и плечи, не уворачиваюсь.
– Согреешь? – выдыхает с игривыми интонациями.
Совсем как раньше.
Мое сердце тотчас ускоряется. Набирая обороты, раскидывает по пробуждающемуся организму дрожащие нити волнения.
– Конечно.
Оборачиваюсь, чтобы обнять. Чарушин наваливается и целует в губы. Он, и правда, ледяной. Будто только с улицы в дом вошел. Что там делал? Зачем выходил? Судя по всему, на дворе глубокая ночь.
Только мыслительный процесс запускается, тревога дымовой змейкой под грудь заползает. Артем, как всегда, мой эмоциональный фон улавливает. Отстраняясь, смотрит в глаза. Мягкий свет настольной лампы, которую он включил, позволяет сделать этот зрительный контакт затяжным и глубоким.
– Я тебя люблю, – шепчет Чарушин.
И этими словами гасит все переживания.
– А я тебя, – отражаю счастливо.
– Что?
– Люблю, Артем.
– Хорошо, – хрипит он довольно. – Повторяй, пожалуйста, почаще. Договорились?
Как я могу отказать? Сердце щемит, когда думаю о том, настолько мой Чарушин нуждается в словах любви.
– Договорились, Артем.
Едва заканчиваю, его губы возвращаются к моим. Задыхаюсь практически сразу же – от переполнивших душу чувств, от горячего напора, от острого предвкушения большего.
Дрожу под его крепким телом. Раскрывая бедра, сама притягиваю ближе. Впитываю силу и ту безумную любовь, что только он способен мне дарить. Сладость поцелуев и нежных прикосновений распаляет внутри меня пожарище. Вскоре этого становится недостаточно.
– Быстрее, Чарушин… Возьми меня скорее… – выдыхаю в упоительном дурмане наслаждения. – Хочу тебя чувствовать… Скорее…
Он смотрит мне в глаза. Припечатывает ответной жаждой. Давит ладонями на мои бедра, раскрывая на максимум. Касаясь лицом моего лица, всем весом вжимает меня в матрас.
Горячий толчок. Его тяжелый хриплый вздох. Мой тонкий восторженный вскрик.
– До конца… – требую, когда удается поймать темный и тяжелый взгляд.
Чарушин усмехается.
– До конца, разумеется.
Доходя до упора, выбивает из меня тягучий стон. Замирает, как обычно, давая нам обоим возможность справиться с ощущениями. Только ведь мне сегодня не терпится. Глажу его затылок, зарываюсь пальцами в волосы, целую подбородок, губы, скулы… И шепчу, конечно:
– Люблю тебя… Люблю…
– Уф-ф… – выдыхает он. – Прости, но я тебя теперь затрахаю… Любимая… Любимая моя… – приговаривает отрывисто на каждом толчке.
– Да-да-да… – выдаю я, обнимая его все крепче.
Ни боли, ни тяжести, никакого дискомфорта не ощущаю. Только безграничную любовь, которую попросту невозможно держать в себе. Хочется отдавать. Потому что, чем больше я отдаю, тем больше получаю взамен. Это кружит голову. Рассекает грудь яркими всполохами. Наполняет тело потрясающей энергией. Заставляет сердце работать в усиленном режиме. За двоих же. Теперь только за двоих. Только так.
