– Ой, ты что! Мне нельзя! Ренату это не понравится.
Я окончательно выпадаю в осадок. Не нахожу, как реагировать. Про этого беса говорить нет желания. Промолчать бы… Но, не сдержавшись, я все же выдаю:
– К девяти месяцам без изменений точно не останешься.
Мама расстроенно поджимает губы. Я в очередной раз начинаю сомневаться в ее психическом здоровье. Взрослая ведь женщина! Мне, что ли, ей объяснять? Какой-то сюр!
– Ладно, пойду я, – спешу распрощаться. – Весь день спать хочу. Сейчас пообедаю и завалюсь до вечера. Не названивай, ок?
– Угу. Давай, – вяло отзывается мама. – Позвони, как проснешься.
Но завалиться спать мне, как это обычно бывает в общежитии, не удается. Только ложусь на кровать, в комнату залетает Лена. Наверное, так неслась по этажам, что Катя отстала.
– У Фильфиневича туса сегодня, – выпаливает подруга, не успев закрыть дверь. – Из-за снегопада городок на сутки как минимум изолирован, а народу скучно…
– И? Мне-то что?
– Да блин! Бойка там будет!
Едва услышав это, резко сажусь и суетливо сбрасываю одеяло.
– Откуда знаешь, что будет? Он разве здесь? На территории?
– Да же! У этого… – активно жестикулирует. – Блин, ну как его? Куратор… Препод, с которым мы в прошлом году ездили в Аккерманскую крепость, ну!
– Курочкин Виктор Степанович!
– Он же! – выкрикивая, сотрясает ладонями воздух.
Бинго, блин.
– И что? Ну?
– У него живет твой Бойка.
– Да ты что? Не может быть!
Сказать, что я удивлена… Вообще ни о чем! Кир с Курочкиным никогда общего языка не находил. Он его называл Франкенштейном, безбожно троллил и однажды даже с битой на ворчливого старичка попер.
– В общем, информация стопроцентная, – тарахтит Лена.
– Из надежного источника, – подключается добежавшая Катя.
– И насчет «валерьянки»[1] у Фили – тоже!
– Ну, что ты стоишь?
– А что я должна делать? – заторможенно спрашиваю.
От обилия информации растерялась. Сердце в груди оживает, когда я осознаю, что Кир так близко. Несется, захлебываясь безотчетной радостью. Остановить попросту невозможно. От переизбытка эмоций хочется визжать и прыгать.
– Так что я должна делать? – саму себя спрашиваю.
Но отвечают Лена с Катей.
– Собираться! – горланят хором.
Я смогу увидеть Бойку?
Я увижу Бойку!
[1] Здесь: Валерьянка – вечеринка.
Глава 45
Можем. Но не стоит.
© Кирилл Бойко
– Пиво будешь? – спрашивает Филя и маячит полупустой бутылкой «Короны».
– Одну, – киваю я.
Обещал Курочкину не убухиваться, да и сам не хочу. Желание участвовать в какой-то тухлой попойке давно пропало, но и в четырех стенах торчать устал. Войдя в дом Филимона, успел порадоваться, что народа все-таки не так много, как бывало раньше.
Как позже окажется, рано возликовал. Стоило мне примоститься со своим пивом за барной стойкой, случилось нашествие первой шумной толпы. А после них… двери уже не закрывались.
– Ты серьезно всю академию позвал? – раздраженно выдыхаю я, глядя на сияющего, словно новогодняя елка, Филю.
За годы дружбы куском гирлянды на шее меня, конечно, не удивить. Но вроде рановато он в этом году заряжает. Из колонок рубит какая-то тошнотворная танцевальная попса, и этот неугомонный придурок, не выпуская из рук бутылки, демонстрирует всем присутствующим стратегическую подвижность нижней части своего тела. Типа танцует, у него там какая-то школа за плечами. К слову, век назад ее прошел, но сам Филимон утверждает, что талант не забыть и даже не пропить. Как бухнет, наоборот, так и лезет это из него.
– Вообще никого не звал. Объявил, что вход сегодня свободный. Метель, пешком куда-то еще выбраться нереально… Все и валят ко мне. Сам знаешь, как это бывает, – говорит Фильфиневич и, клацнув пультом, включает уже конкретную дичь.
– Блядь, я надеюсь, эту муть ты не для себя врубил, – стону, прикладывая запотевшую бутылку ко лбу. – Скажи, что сейчас выйдут стриптизерши.
Филя ржет и мотает гривой. Хрен поймешь – то ли это ответ, то ли просто судороги в такт гребаной музыки. Отворачиваясь, сосредотачиваю внимание на Чаре.
– Как ты? – встречает вопросом раньше, чем я сам успеваю что-то сказать.
Сходу приземляет. Нет, прибивает к полу реальностью.
– Нормально, – выдыхаю мрачно.
Я не размазня.
Я собран, сосредоточен, в меру спокоен.
Напоминаю себе все эти железобетонные факты. Повторяю несколько раз. Блокирую все лишнее. Контролирую движения и дыхание. Только сердце заходится, как бешеная псина. Варя была права, над ним потерял управление. Научился с этим жить, и ладно. Пусть долбит. Пока ребра и плоть крепче, дальше груди не выскочит.
– Депеша для тебя есть, – негромко сообщает Чара. – Готов?
Вдох глубокий на весь объем легких. Полная заморозка чувств.
– Вали.
Полностью замираю.
Чара предусмотрительно толкает мне стопку с каким-то пойлом и механическим тоном выдает:
– Варя велела передать, что любит тебя.
После такого, конечно же… Резко выдыхаю. Вдыхаю. И намахиваю заботливо подсунутое бухло. Обжигая огнем, быстро парализует. Только ненадолго. Секунда, две, три… И разрывает. Все горит. Не уверен, что рожу беспристрастной держу. Да и похрен. Сейчас продышусь, и начнет заживать.
– Как она? – сипло выдаю и от безнадеги делаю глоток пива.
– А это, сказала, чтобы сам спрашивал.
Закусывая губы, почти улыбаюсь. Качаю головой. Прижимаю к губам кулак и замираю.
– А ты сам как?
Чара пожимает плечами.
– Наверное, в районе твоего.
– Настолько хреново? – удивляюсь я.
Артем кивает и тоже хватается за пиво. За раз не меньше половины опрокидывает.
– Держись, – выдыхаю я.
– А ничего другого не остается.
Музыка становится громче. Отстраненно наблюдаю за тем, как Филя кружит какую-то девчонку, а Тоха прямо посреди гостиной, рядом с ними, раскладывает на столе свою нынешнюю, я бы сказал – получасовую, подругу. Кто-то отрубает верхний свет, остается только точечная подсветка и стробоскоп.
– Зря ты не захотел у нас оставаться. Мама расстроилась, – сообщает Чарушин, перекрикивая музыку.
