Не поеду послезавтра в клуб. Конечно, не поеду! Нет никакого смысла! Больше нет… Все, наверное, и правда закончилось. Боже… Но я ведь чувствую, что нет. Впору сойти с ума!
Когда телефон сигнализирует о новом входящем сообщении, ни на что не надеюсь. Просто открываю Лайфграм[1] и принимаю запрос на переписку, хоть имя мне незнакомо.
Надо поговорить, Центурион. Прямо сейчас. Если кого-то встретишь, скажи, что идешь в магазин. Я буду ждать на верхнем этаже подземного паркинга ТРЦ – черный ****, номерной знак 9797. В лифт не садись. Выходи через третий выход, слева от тренажерки.
Следовало бы поинтересоваться, кто это. Но я ведь знаю, кто. И несмотря на то, что не понимаю, зачем все это и для чего такие странные инструкции, несмотря на то, что обещала себе секунду назад, несмотря на то, что все еще злюсь на него и на себя… в спешке собираюсь и иду.
Всем вру, как и было приказано. Говорю девчонкам и коменданту, что срочно надумала отовариться в канцелярском, который вместе с магазином детских игрушек находится как раз на третьем этаже ТРЦ. С трудом отбиваюсь от компании, уверяя, что тороплюсь и там гулять не намерена. Быстро пройдусь по списку – измятую бумажку ради этого накалякала – и домой, дописывать конспект.
Все удачно совпадает. Меньше чем через полчаса я уже покидаю ТРЦ, который в спешке пробежала, и выхожу через длинный серый коридор на паркинг. Машину тоже не приходится долго искать. Огромный черный джип с тонированными стеклами мигает фарами. Вспоминаю, что на похожем танке катался друг Бойки – Шатохин, и смело иду прямо к пассажирской двери.
Не знаю, на что именно рассчитываю и зачем вообще все это проделываю… Не смотрю на водителя, пока забираюсь в салон. Хлопнув дверцей, вцепляюсь пальцами в кожаное сиденье. Смотрю перед собой на пустой серый паркинг. Никак не решаюсь повернуться и взглянуть Бойке в глаза. Вдыхаю запах его парфюма и табачного дыма. Этого хватает, чтобы в груди проснулась жар-птица и по спине понеслись мурашки.
Готовлюсь к тому, что Кир вывернет характер – грубо и на этот раз доходчиво донесет, что точка поставлена. Он умеет, а я заслуживаю. И все равно злюсь. Это чувство наравне с никому не нужной любовью мечет внутри меня острые ядовитые копья. Пока тишину, которую я так тщательно берегу, контролируя даже собственное дыхание, не разрывают громкие щелчки дверных замков.
Вырвавшись из оцепенения, резко поворачиваюсь и отрывисто выдыхаю:
– Что ты делаешь?
От взгляда, которым он меня одаривает, тут же задыхаюсь. То самое бесперебойное электричество. Прошибает. Поражает все самые чувствительные точки, разжигая по всему периметру источник чистого пламени.
– Скажи мне, что и зачем ты делаешь? Кирилл?! Я устала! Скажи мне! Что и зачем ты делаешь? Что это за инструктаж? Почему ты меня блокируешь и пишешь с какого-то левого акка? Зачем ты мучаешь меня?
Жду хоть какого-то ответа, а вместо этого… Бойка заводит двигатель и, отворачиваясь, срывает машину с места.
[1] Лайфграм – вымышленная социальная сеть.
Глава 48
Я скучаю… Как зверюга, киса…
© Кирилл Бойко
Ничего толком не планировал. Собирался на спокойных тонах сказать ей, чтобы не писала больше и фотки свои не слала. Но, едва Варя села в машину, спала клемма, и мозг перестал функционировать.
Она на нервах продолжает что-то кричать. Не отвечаю. Не могу. Вдавливаю педаль газа, едва ли не до упора, и смотрю исключительно на дорогу. Подрывает соблазн топить так сотни и даже тысячи километров. Не снижать скорость, пока проклятый академгородок не останется лишь в потемках нашей памяти. Если бы это способно было решить проблему, так бы и сделал. Но такого ведь не случится. Бегство не снимет вопрос порока сердца.
Сам не понимаю, что и зачем делаю. Как бы в собственных глазах ни оправдывался, но, блядь, факты красноречивее любых слов. Я взял именно эту машину, оставил у Тохи дома мобильник, провел Любомирову по слепому пути в ТРЦ, без каких-либо объяснений увез ее… Можно сказать, украл.
– Дай свой телефон, – сухо требую на выезде из городка.
– Зачем?
– Дай.
Протягиваю ладонь – вкладывает. Быстро смахиваю заставку с нашей совместной фоткой. Сцепляя зубы, не реагирую на тот же фон главного экрана. Совершая чисто механические движения, выключаю геолокацию. А после, недолго думая, и вовсе отрубаю телефон.
– Зачем? – спрашивает Варя в сотый раз за сегодня, когда отдаю ей бесполезный аппарат.
– Так надо.
– Угу, – едко хмыкает она.
Складывая на груди руки, сердито цокает языком. На настоящую злость не тянет. Если подумать, ей, безусловно, есть из-за чего психовать. Но она замолкает. Никак не комментирует, даже когда километра три спустя съезжаю с трассы на проселочную дорогу и еще через каких-то пару минут глушу мотор.
– Успокоилась? – выдыхаю в темноту.
Лица ее толком не вижу, только слабые очертания. Но включать свет не хочу. Так даже легче – не видеть.
– Ты нормальный вообще? Нормальный? – вроде не орет, но голос звенит и дрожит.
– Не нервничай, Любомирова. Лучше молчи. Просто посидим тихо, и я тебя отвезу обратно.
– Серьезно? – повышает все-таки голос. – И зачем? Зачем? Бросил меня! Игнорировал! Даже остаться друзьями не захотел! А теперь еще заблокировал! И вдруг «давай посидим»?! Иди ты к черту, Бойка, ясно?!
Тяжелый вздох – вся моя реакция. Сжимаю пальцами низ рулевого кольца и молчу. Жду, пока эта бешеная волна как-то сама по себе сойдет. Без моего участия. Но Любомирова не унимается. Перегибаясь через консоль, лупит меня ладонью по плечу.
– Я спрашиваю, ясно тебе?! Ты достал меня! Ясно?!
Перехватываю ее руку раньше, чем соображаю, куда движусь и насколько сильно рискую. Месяц держался. Думал, что запаяно все. Прорывает неожиданно. И стоит потоку эмоций хлынуть, остановить его я уже не могу.
Подтягивая Варю к себе, расхожусь ревом:
– Я достал? А ты меня? Сказал, конец! Точка! Зачем ты пишешь мне? Назначаешь встречи! Фотки шлешь! На хрена провоцируешь? Это, блядь, нормально?! Я тебя спрашиваю! Друзьями, говоришь?! Какие, на хуй, друзья, если меня колошматит рядом с тобой, как конченого торчка?! Это ты понимаешь? Понимаешь, блядь?!
– Я провоцирую? – орет она мне в рожу. – А ты…
– Да. Ты, – перебиваю злющим тоном. Просто грудь по новой располосовало, и я пытаюсь справиться с этой дрянью. – Отстань, сказал. Не нужна мне! Как тебе, блядь, еще объяснить?
Никогда не думал, что придется что-то подобное сказать. А сейчас… Выдаю, опускаю взгляд и замираю. Сам от боли подыхаю. Вырываю кусками, оставляю дыру, которую, точно знаю, мне самому никогда не залатать.
Крайне редко со мной такое случается, чтобы я не решался кому-то в глаза взглянуть. Любомировой после этих гадких слов боюсь смотреть. Вдруг увижу слезы. Либо же разочарование и окончательный откат, что еще хуже.
