Мамин вопрос не то чтобы из анабиоза выводит, меня будто ледяной волной окатывает.
– Что? – глухо выдыхаю, едва удается сфокусировать взгляд на ее лице.
– Я понимаю, что тебе девятнадцать, и это вовсе необязательно. Но Ренат обмолвился, что хотел бы этого. Думаю, это укрепило бы семейные отношения…
– Боже, ты серьезно сейчас?
Когда до меня доходит, каким путем я, по их мнению, должна стать Бойко, прихожу в негодование так же резко, как секунду назад вошла в шоковое состояние.
– А что? – искренне удивляется моему недовольству мама.
– Ты хочешь, чтобы я, будучи взрослой и самостоятельной девятнадцатилетней девушкой, заменила имя покойного отца именем Рената Ильдаровича? Я правильно понимаю?
Маму мой высокий вибрирующий тон, очевидно, задевает. Поджав губы, она на мгновение отводит взгляд. А секунду спустя, снова смотря мне в глаза, резковато выдает:
– Поверь, твоему биологическому отцу на подобное и при жизни было бы плевать! Ренат же просто пытается наладить отношения внутри семьи.
– Да что ты?! – восклицаю ехидно. – А со своим родным сыном наладить отношения Ренат не хочет?
– Почему ты такая злая?
– Я – злая? Я не злая, мам. Только… – торможу себя, с опозданием вспоминая, что ей нельзя нервничать. – В том и проблема, что мы все просто «биологические». В остальном – плевать.
– Неправда! – суровым тоном отражает мое наступление мама. – Кирилл неуправляемый, агрессивный…
– Странно! – перебиваю я ее. – А весной ты же мне говорила что-то вроде: «Бедный мальчик, рано остался без матери, у него никого нет, а Ренат не справляется…». Говорила же? Твои слова?
Мама вновь отводит взгляд.
– Ну, говорила! А теперь думаю иначе, – царапает обшивку дивана, на котором мы все это время сидим.
– И почему же? Что изменилось?
– Он… – смотрит на меня не как мать на ребенка, а как педагог. Ненавижу подобное! – Он ведет себя недостойно.
– Угу, – едко выдаю я и соответственно двигаю подбородком, как бы кивая. – Что ж… Мне пора.
Я поднимаюсь. Мама нерешительно семенит следом за мной в холл.
– Метет же… Может, переждешь?
– Доберусь, – заверяю ее, набрасывая куртку.
Застегиваюсь и кутаюсь в шарф уже на улице. Все еще сердито надвигаю глубже шапку и шумно шмыгаю носом. Плакать не собираюсь, но, если честно, так охота… Сил нет. Две недели прошло – от Бойки ни слуха ни духа.
Еще несколько дней проходят в привычном коматозе. Я в последнее время даже на Карину реагирую как-то равнодушно. Кажется, что она смотрит на меня с искренним сочувствием. Поначалу порывалась оттолкнуть ее, заверив, что между нами с ней нет ничего общего, и что у меня все хорошо. А потом… Потом пришло безразличие. Здороваюсь с ней при встрече, иногда даже разговариваем на нейтральные темы.
Звонить, писать или как-то искать Бойку больше попыток не предпринимаю. Жду, как и обещала. И однажды ночью меня вырывает из сна короткий, но такой пронзительный сигнал входящего сообщения. Каким-то непонятным образом понимаю, что это он. Сердце моментально разгоняется и забивает бешеным стуком все внутри меня. Только его и слышу, когда беру телефон и вижу, наконец, на экране тот самый ранее неизвестный ник – kb asf.
Голосовое.
Мое волнение достигает пика, граничащего с безумием. Долго не решаюсь воспроизвести. Потому как оказываюсь неготовой услышать его голос. Регулирую дикую пляску сердца и всеми знакомыми мне методиками пытаюсь выровнять дыхание. Но ничего не получается. Нетерпение, напротив, подгоняет все системы и приводит меня в состояние какой-то паники.
Что, если сообщение сейчас исчезнет? Что, если там ничего и нет? Может, случайно что-то нажалось и отправилось? Что, если что-то плохое? А если хорошее?
Пока я трясусь над телефоном, экран гаснет, и повторно снять блокировку оказывается каким-то непосильным ритуалом. Пальцы настолько дрожат, что не попадают даже в нужные точки на дисплее. Когда перед моим размытым взглядом снова появляется «треугольник» воспроизведения, повторно зависаю. Благо на этот раз ненадолго. Жму в центр круга и закрываю глаза.
– Привет…. – врывается в меня хрипловатый голос Кира. Грудь не просто огненной волной окатывает, ее как будто разрывает. На миллиарды искрящих частичек. Пауза – долгая, сладкая и мучительная. Меня бьет дрожью. А шумный, гуляющий выдох Бойки вызывает невообразимо колючие мурашки. Мне и холодно, и жарко – лихорадит. Успеваю всхлипнуть, втащить в легкие кислород и вновь бездыханно замереть, такой долгой оказывается следующая пауза. А потом новая сыпь мурашек, когда Бойка срывающимся голосом выдает: – Я скучаю. Блядь, как же я скучаю! Разрывает, на хрен, на куски! – и снова пауза. Несколько секунд ни вдоха, ни шороха не слышно. А потом сразу дрожащий выдох. – Прости, тяжело говорить. Не могу собраться… Блядь, как же я заебался… – шумный вдох и еще более рвущийся выдох. Короткая, но какая-то невероятно глубокая пауза. – Хочешь встретиться?
Прижимая телефон к груди, падаю на подушку. Несколько секунд то ли беззвучно рыдаю, то ли таким странным, судорожным образом глотаю воздух. Сама не понимаю. Только несколько минут спустя, прикладывая усилия, беру себя в руки. Голосовое записывать не рискую. Не доверяю сейчас себе. Поэтому набиваю текстовое.
Варвара Любомирова: Прямо сейчас?
Бросив взгляд на счетчик часов, отстраненно отмечаю время: час сорок три.
kb asf: Да.
kb asf: У меня есть ключи от аварийного выхода. Буду тебя там ждать.
Варвара Любомирова: Во сколько примерно?
kb asf: Минут через пятнадцать.
Варвара Любомирова: Хорошо.
Странно, когда сходишь с ума и сам это понимаешь, страха не возникает. Напротив, последние трепыхания основополагающих инстинктов добивает какая-то одержимая решительность.
У себя в комнате не одеваюсь. Скидываю необходимый минимум в пакет и как есть, в пижаме, покидаю спальню. Иду, как будто бы в сторону душевых, но, миновав камеры, выхожу на лестничную клетку. Иду неторопливо, чтобы не создавать лишнего шума. Достигнув последней ступеньки, переодеваюсь, надвигаю на лицо капюшон большой бесформенной толстовки и только после этого выхожу в коридор. Пока включается свет, шагаю спокойно. Но у двери аварийного выхода теряю самообладание. Снова меня разбивает безумное волнение и сотрясает крупная дрожь. Со скопом удушающих эмоций – от страха до эйфории – нащупываю ручку и после рваного вдоха жму ее к полу. Шумно выдыхаю, когда та поддается, и, буквально вываливаясь на улицу, влетаю Бойке в грудь.
