Хотя никто тогда толком не представлял, как именно “послушный” психотип может появиться в процессе эволюции, Беляев понимал, что это наверняка сложный процесс, в который вовлечены разные системы органов. Этот процесс, скорее всего, должен включать не только анатомические изменения мозга, но и изменения в синтезе и регуляции гормонов, нейромедиаторов и других физиологически активных веществ. Трудно представить себе, чтобы последствия таких масштабных биологических изменений ограничивались одним только снижением агрессии. Кроме того, эти последствия, вероятно, должны быть более выражены у животных, подвергшихся изменениям в раннем возрасте. Поскольку механизмы, лежащие в основе системы биологического контроля агрессии, обычно похожи у разных видов, приручение на генетическом уровне может вызвать сходную реакцию у разных животных. Иными словами, есть все основания ожидать, что у животных, прошедших отбор на послушность, появятся разнообразные побочные признаки – последствия пониженной эмоциональной реактивности. Включая – возможно – повышенную скорость размножения.
Беляев не побоялся посвятить себя этой идее, хотя прекрасно осознавал, что для достижения результата могут потребоваться десятки лет. В 1959 году он начал эксперимент, отобрав первичную популяцию лисиц из нескольких тысяч животных с разных звероводческих хозяйств. Чтобы найти самых спокойных, ученые подходили к клетке с лисами и пытались открыть дверцу. Большинство лисиц в ответ рычали и пытались укусить. Но некоторые – не больше одной из десяти – боялись людей чуть меньше и были чуть более дружелюбны. Их-то и отобрали для размножения: всего сто самок и тридцать самцов10.
Когда лисицы начали размножаться, Беляев и его сотрудники переключили свое внимание на потомство. Лисятам предлагали еду и одновременно пытались их погладить. Самые добродушные терпели такое обращение, не зарычав. Из них-то и сформировали новую группу для скрещивания, куда попали примерно 20 % самок и 5 % самцов. Год за годом Беляев и его сотрудники повторяли свою процедуру. За первые пятьдесят лет эксперимента через их руки прошло около пятидесяти тысяч щенков – по тысяче в год11. Для сравнения Беляев также завел контрольную линию лисиц, не подвергавшихся отбору. Этих лисиц скрещивали между собой независимо от их уровня агрессии или дружелюбия.
Эксперимент принес плоды раньше, чем ожидалось. Уже в третьем поколении некоторые животные из экспериментальной популяции не проявляли ни агрессии, ни страха перед человеком. В четвертом поколении появились лисята, которые сами подходили к изумленным ученым, по-собачьи виляя хвостом. При этом лисы из контрольной популяции не виляли хвостом никогда12. В шестом поколении появилась “элита” одомашнивания. Такие “элитарные” лисицы не только виляли хвостом, но и скулили, пытаясь привлечь внимание человека. Они сами подходили к ученым, обнюхивали и лизали их руки. По словам сотрудницы Беляева Людмилы Трут, к десятому поколению эти “элитарные” лисицы уже составляли 18 % от всех лисят, к двадцатому поколению – 35 %, а к тридцатому – тридцать пятому – 70–80 %. Всего через несколько лет Американский клуб собаководства подал заявку на импорт одомашненных лисиц для содержания в качестве домашних животных13.
Скорость одомашнивания, безусловно, впечатляла. Но больше всего Беляева заинтересовало появление других признаков – тех, на которые не был направлен отбор. В 1969 году, всего через десять лет после начала эксперимента, “у одного из самцов впервые обнаружили необычное белое пятно”14. Среди контрольных лис пегость, или, по выражению Беляева, “звездочки”, были редкостью. Но в экспериментальной группе они появлялись у многих животных. Это были пятна “между ушами” – та самая белая “звездочка” на лбу, которая часто есть у лошадей, – или белые пятна, подобные тем, которые часто встречаются у коров, собак, кошек и других домашних животных. До этого у серебристо-черных лисиц никогда не видели “звездочек”. Вскоре они были уже в сорока восьми лисьих семьях из экспериментальной популяции. И хотя эти семьи составляли меньшую часть популяции, в тридцати пяти из них, в полном соответствии с гипотезой Беляева, были лисицы, “исключительные по степени прирученности”. Приручение животных, заключил Беляев, привело к появлению “звездочек”15.
“Звездочки” стали важнейшим событием: впервые удалось экспериментально доказать, что отбор против агрессии может привести к появлению признаков синдрома одомашнивания, которые сами по себе не имеют никакого адаптивного значения. За этим первым открытием последовали другие, включая изменения репродуктивной системы. К 1962 году 6 % экспериментальных лисиц размножались не только летом, но и осенью и весной. К 1969 году 40 % самок размножались три раза в год, в отличие от контрольных линий, размножавшихся всего раз в год. Эти изменения явно были генетическими, потому что проявлялись всегда в одних и тех же семьях. Переход от одного к двум сезонам размножения в год не всегда был к лучшему: многие пометы погибали. Но даже несмотря на то, что все эти изменения пока не несли непосредственной практической пользы для мехового производства, Беляев мог наслаждаться триумфом своей теории. Отбор по одному-единственному признаку – дружелюбному отношению к человеку – привел к тому, что размножение перестало быть сезонным. А также к удлинению сезона размножения, более раннему – на месяц раньше контрольных животных – достижению половозрелости и появлению более крупных пометов.
Со временем последствий отбора становилось все больше. “Вскоре появились такие признаки, как висячие уши и закрученные колечком хвосты, как у некоторых пород собак, – писала Людмила Трут, продолжившая работу после смерти Беляева в 1985 году. – Через 15–20 поколений мы обратили внимание на появление лисиц с укороченными хвостами и лапами, а также с недокусом или перекусом”. Все это были признаки синдрома одомашнивания16. Форма костей прирученных лисиц тоже подтверждала догадки Беляева. Форма черепа изменилась. В 1999 году Трут писала, что черепа одомашненных лисиц стали ниже и уже, чем у контрольных животных. Подобно тому, что наблюдается у давно одомашненных животных, “черепа самцов стали больше походить на черепа самок”17.
Усилия Беляева окупились с лихвой. Лисят для скрещивания отбирали по одному-единственному признаку – дружелюбное отношение к человеку, – не принимая в расчет ни анатомические особенности, ни цвет, ни другие внешние характеристики. В результате лисицы не только очень быстро стали совсем ручными, но и приобрели целый комплекс сопутствующих признаков. В то же время контрольные лисы, которых скрещивали традиционным способом, очень редко приобретали черты одомашнивания. Беляев повторил свой эксперимент на американских норках и крысах. Результаты оказались такими же. Теперь сомнений не оставалось. Беляев обнаружил движущую силу, лежащую в основе синдрома одомашнивания: отбор на пониженную реактивную агрессию.
Столетием раньше Дарвин ломал голову над странными совпадениями – например, тем фактом, что белые кошки с голубыми глазами часто бывают глухими, – которые заставляли предположить, что естественный отбор не всегда принимает оптимальные для животных решения. Дарвин предположил, что некоторые неадаптивные или даже вредные признаки (как та же глухота у кошек) могут порождаться другими, адаптивными признаками, имеющими истинное биологическое значение. Беляев же показал, как именно это может происходить. Отбор по признаку дружелюбного отношения к человеку привел не только к эволюции спокойных, послушных лисиц, но и к появлению целого ряда неожиданных и на первый взгляд никак не связанных друг с другом физических изменений – изменений, которые также встречаются у большого количества других одомашненных животных, но не играют при этом никакой особой роли в их одомашненной жизни18.
