И что матушка, в конце концов, могла мне ответить? Люди разные, любить надо всех? И чернокнижников. На которых я чем-то похожа! Подобное к подобному? Ерунда бестолковая. Потому и не спрашивала.
Каждый день после молитвы, когда дети отправлялись спать, а монахини патрулировать пустые коридоры, я собирала черновики и шла в читальню, пустую в этот тихий вечерний час, один чернокнижник напротив пустого камина. Порой мне казалось, что он не человек, а собственный призрак, бледный и жуткий, точно маг из романа.
– Пьезоэлектрические плёнки. Занятно. Жаль, расчетов нет, – он с интересом просматривал готовый перевод. – И как они это делали?
В среднем за день мне удавалось закончить не больше страницы.
– Там было что-то ещё, но мне немного не хватило времени. Некоторые слова приходиться переводить по слогам. Зильские словари довольны скудны. Я оставила кое-что транслитерацией. Возможно, вы что-то узнаете по контексту, не знаю.
Узелки, и их более поздние глиняные аналоги, можно было смотреть пальцами без Вельки, но его тексты и на царском казались жуткой бессмыслицей.
– Узелки – это слога? Не знал. Странный язык. Вы слышали ещё о каком-нибудь народе, пользовавшимся узелковым письмом?
Я мрачно кивнула. Слышала. И он слышал.
– Вы называете их цыганами, – нас. Нас! Незаметные пёстрые тени, – мы ещё пользуемся сорли-виаль.
– Конечно, – господин чернокнижник осклабился. – Сколько лет ваше племя, – Племя! Племя. Не люди. Тени. – ходит по нашей земле? – протянул он, почти что ласково. Сволочь. Я стиснула зубы. – А сколько лет назад рухнула Зильская империя? Пьезоэлектрики, – он постучал пальцами по книжке, подложенной под мой листок. – Корица. Вы когда-нибудь видели, как она растёт? Мёртвый язык. Что мы ещё потеряли?
– Понятия не имею, – я злобно фыркнула. Он усмехнулся.
– Вы не боитесь меня, не так ли?
– Не боюсь.
– И почему же? Так верите в силу бога или сомневаетесь в моей?
– Не корчите из себя идиота, господин чернокнижник.
– Всеведущий.
– Всеведущий, – я повторила его противную интонацию, повторила бы и жест, да не увидела. – Мы оба знаем, что никакой силы у вас нет.
– Ой, ли?
– Магии не существует, господин Галвин. Не в нашем мире.
– А вы умны, – он, наконец, присел и взял в руки лист ещё тёплый, только-только отпечатанный.
– Всё в порядке?
– Да. Это определённо стоит двадцати червонцев. И кстати, Анна, давно хотел спросить, не желаете ли сменить место жительства? Моему учителю требуется переводчик с зильского. И, кажется, я его нашел.
***
Мой старый перламутровый пропуск работал. Вот он, кривенький прошлогодний портрет – мятая белая кофта, длинные кудри, прыщ на подбородке. Неужели и правда, год прошёл? Тощий привратник в заношенной мантии с грустью посмотрел на меня. В его глазах я предстала лохматой пигалицей, слишком чистенькой, слишком броской, едва ли приличной. Он вновь перевёл взгляд на пропуск, на паспорт, та девочка была другой: помады меньше, кудри гуще. И всё-таки он согласился, кивнул сам себе, встал, скрипнул креслом, вернул пропуск, измял паспорт, подвёл меня ко второй двери, поколдовал с замками, вывел панельку на свет. Я прислонила квадратик, но не попала – не рассчитала расстояние, охранник стоял ближе.
«Анна Веда» – проскрипел металлический голос. Двери разъехались. Я слышала, как расползались жестяные змеи по пузу тяжелой двери, зелёной, как помню.
Добро пожаловать в Малые лаборатории, Аннушка!
«Ну, с богом», – шепнула я, прижимая кошку к груди.
За дверью скрывались бесконечные туннели, медленные подъёмники, лестницы, спёртый воздух и гулкие, глухие голоса. Мне помнится, как поначалу, напуганная сотней идиотских россказней, я трепетно вслушивалась в каждый шепоток. Призраки, демоны, узники? Кто только не прятался в богомерзком подземье! Тут же живут алхимики, чернокнижники, еретики. Светлые слуги, как только я решилась спуститься? Где набралась смелости? Глупости, Аннушка. Больно умной себя возомнила и бесстрашно в самую-самую бездну по ступенькам, что едут сами, опустилась. А в бездне той одни скучные-прескучные мастера да учёные, ни призраков тебе, ни демонов, ни еретиков.
Вот сейчас. Туфли – аккуратно, чтобы каблук не попал в щель между ступеньками. Не страшно, не страшно, но боязно. Вдруг не найду его или встречу. Что ему говорить? Суну письмо, суну и убегу. Но лучше переговорить с мастером Одом. Виррин относится ко мне куда лучше. Да, так и сделаю. Ступеньки медленно несли меня в подземелье. Не страшно, совсем.
***
В душной-душной комнате пахло геранью, одной геранью и больше ничем. Горько, пыльно и крепко, точно глоток микстуры на спирту. Чернокнижник сидел в кресле, лениво просматривал перевод. Я топталась рядом, с больной спиной и перепачканными сухими чернилами пальцами. Я целый вечер пыталась наладить старую машинку, этот бесполезный кусок железа со стёртыми круглыми буковками, она только и делала, что рвала бумагу да пачкала воздух – плевалась прелыми чернилами, чихала, скрипела всеми своими ржавыми чреслами. Лом. Хлам. Я знала каждую буковку, каждую кнопочку, чувствовала, когда нужно было менять бумагу, как сильно жать западающее двоеточие. Я ненавидела эту чёртову машинку! Как можно поломаться сейчас? Сейчас! Ни днём раньше, ни позже. Сейчас. Он не читал, бегло просматривал, миную слова и фразы. Сухо ухмылялся, перебрасывал листы со столика на подлокотник. Я следила за каждым жестом, я нагло подглядывала, без спросу пользовала его глаза и ум. Казалось, вот сейчас, ещё малость, и я услышу мысли. Мысли чернокнижника! От предвкушения, от волнения, от недосыпа я сделалась нервной и даже дёрганой. «Скажи мне, скажи мне хоть что-нибудь!» – молила я, заламывая руки, скрещивая пальцы. Что ж, он сказал и громко, остановился, кинул лист на подлокотник и бросил презрительно:
– Хватит!
– Простите, – я сжалась, спрятав руки в ткани платья, по-дурацки скрестив их на груди. Он всё смотрел на меня, на платье, на руки, приметил заплатку и скошенный шов, шрам на предплечье.
– Прекратите пользоваться моими глазами.
– Что?
– Я не давал вам разрешения, Анна. Мои мысли априори принадлежат только мне. Да боже, извинитесь хотя бы!
– Д-да. Извините. Я, – светлые слуги! – Я не хотела вас обижать. Я… я не подумала, – я, честно говоря, вообще не думала об этом так. – Вы… – нет, он злился очень, очень сильно. – М-можно?
– Нет. Какого демона я должен позволять вам? Я слышу ваш истерический лепет в моей голове! Если вы так жаждете что-то разведать, то уж, пожалуйста, потрудитесь делать это незаметно. Нет?
– Я не…
– Вы не можете себя контролировать?
– Могу!
– Так извольте. И впредь…
