Подобное и раньше основательно бесило, хотя и не было особой причины. Никита же прекрасно знал, что Лиза Алику не нужна, а он ей и подавно, но сейчас…
Сейчас всё слишком изменилось. Вообще всё. И Пожарский вёл себя не как обычно – не как обычно с Лизой – а вот в остальном-то как раз, как всегда. И теперь у него все шансы, которые он не упустит. Уж слишком хорошо Никита был с ним знаком, поэтому прекрасно знал, что от него ожидать, знал причины и мотивы. И много ещё чего.
Ведь когда-то они и правда были друзьями. А потом…
Глава 35
Наверное, на месте Пожарского Никита просто набил бы себе морду, не жалея, не сдерживаясь, и никогда больше и близко не подошёл бы. Но Алик повёл себя до предела странно – наоборот. Вцепился и не отпускал. Даже когда свалил из дома, сам предложим пожить в его съёмной квартире, зная, что Никите теперь тоже негде. Не ютиться же в крошечной комнатке вместе с родителями.
Никита предпочитал не задумываться, почему так. Он ведь и сам не отказался, хотя мог спокойно устроиться в общаге – уж как-нибудь договорился бы. Но не стал, потащился за Аликом, и тоже хрен знает почему.
Чувствовал себя обязанным, виноватым? Выбрал себе в качестве наказания? Постоянно видеть рядом эту рожу, пользоваться щедро раздаваемыми благами, хранить скрываемые от всех остальных тайны, делить… Да что только не делить. Но так было и раньше. Только воспринималось по-другому.
А может, потому Алик и держал его поблизости, чтобы ни в коем случае не упустить момент, когда самому представится возможность отомстить – вот так же жёстко и безжалостно ударить. А Лиза…
При любых других обстоятельствах она бы ни за что, но сейчас, когда Никита её бросил, предал, променял на другую, да ещё внезапно и без видимой причины – запросто. Со злости, от отчаяния и от обиды. Лично он так бы и поступил. Вот и она. Но даже предполагать невыносимо, что там у них с Пожарским. А тот точно не упустит возможности: посочувствует, успокоит, пожалеет, поможет расслабиться и отвлечься.
Верхняя губа нервно задёргалась, и пришлось стиснуть зубы, сдерживать себя изо всех сил, чтобы упирающийся в стекло кулак не пошёл на размах. Толку-то от разбитого окна? И действительно уже давно пора отодвинуться от него, отвернуться, а не пялиться как приклеенному вниз. И не додумывать, что ещё не случилось. Нахрен!
Но никак не получалось. И кровь только сильнее закипала, стучала в висках. И оно само в голову лезло, представлялось, как ни отгоняй. Потому что много раз видел, потому что они друг друга особо и не стеснялись, бывало и в одной комнате с разными, и с одной.
– А-а, вот ты где, – неожиданно раздалось за спиной, и вот тогда очень даже получилось сделать, что следовало, но никак не выходило.
Никита резко развернулся, глянул на Наденьку:
– Чего тебе?
Припёрлась. Овца. Даже здесь не оставит его в покое. Проверяет, караулит.
– Просто захотелось увидеть, – промурлыкала Наденька. – Тебя. – Придвинулась к окну, тоже посмотрела вниз с чрезмерным любопытством, вытянув шею и чуть ли не уткнувшись носом в стекло: – А что там?
– Ничего. Как обычно.
Они уже прошли, исчезли из вида, и всё действительно было, как обычно. Снаружи.
– Угу, да, – послушно согласилась Наденька, даже закивала, но во взгляде легко читалась недоверчивая подозрительность.
Хотя сомневаться и расспрашивать дальше она не стала, вместо этого прижалась к нему, потёрлась, уставилась с преданностью и блаженным восторгом. Губы чувственно приоткрылись, глаза зажглись похотливым желанием.
Вот чёрт. Она же всегда готова. И сама ни в чём не отказывает, рада по-всякому его ублажать. Но от неё по-прежнему так и тянет проблеваться.
Почему Наденька не вызывает ничего, кроме отвращения? Она ведь реально старается, чтобы он почувствовал к ней хоть что-то ещё.
Нет, идиот! Плевать она хотела, что чувствовал он. Главное, чтобы слушался, чтобы был всегда под рукой, бесился от ненависти, но другого выхода ей не находил, только вот так. И не важно, чем эта страсть вызвана, главное, её устраивало, она удовлетворена. А он…
Лучше не думать, кто он. И поскорее забыть, что он видел недавно. Но оно снова и снова возникало перед глазами: Пожарский, обнимающий Лизу, и как они идут вместе, и дальше-дальше-дальше, пока ещё не существующее. А, может… уже?
Яркое видение – словно удар под дых, выбивший из лёгких весь воздух, даже перед глазами потемнело. И Никита ухватил Наденьку за локоть, сдвинулся с места сам и её потянул за собой:
– Пошли.
– Куда мы? – удивлённо пискнула она.
– В сортир.
Есть на первом этаже подходящий – общий, без гендерных разделений, и без фанерных слишком хрупких стенок между кабинками, потому что одноместный. Самое то. Наденьке должно понравиться, ещё и в компании толчка, а будет сильно орать, как она любит, можно зажать ей пасть ладонью. Такое ведь ей тоже наверняка понравится.
– Так сейчас же пара начнётся, – напомнила Наденька, пряча похотливую улыбку в уголках губ.
– И хорошо. Зато никто не помешает. Или ты лучше учиться хочешь?
Она не стала отвечать – да и так всё очевидно – глаза заблестели ещё сильнее.
– Ни… – начала восторженно, но он дёрнул её сильнее, чтобы резко ускорился шаг, чтобы дыхание сбилось, помешав ей выговорить до конца его имя.
Держал Наденьку за руку, вёл за собой, а сам шагал и ничего не видел вокруг, двигался по наитию. Что-что, а дорогу к сортиру все всегда хорошо знают, не ошибаются. Когда тело требует, мозг включать не обязательно. А он уже натренировался за последние дни – мозг не включать.
А вот и оно – самое подходящее в данный момент место. Никита вцепился в ручку, рывком распахнул дверь, втолкнул Наденьку внутрь. Дверь закрылась сама, а он сердито крутанул защёлку, едва не сломав.
Вот же дерьмо. И это он не про защёлку, не про секс в сортире. Про свою жизнь. Но другой ему всё равно не дано, поэтому…
Он шагнул к Наденьке, стянул с неё кофточку, швырнул на раковину. На бюстгальтер заморачиваться не стал, просто сдвинул вверх кружевные чашечки, стиснул груди. Наденька сладко застонала, жмурясь от удовольствия, приоткрыла рот, провела языком по нижним зубам.
Да сейчас.
Он развернул её к себе спиной, чтобы не видеть лицо, влажно-розовые, жадно распахнутые губы, замутнённые похотливым чувственным туманом глаза. Рывком задрал коротенькую узкую юбку, спустил вниз колготки, вместе с трусами. Она навалилась на косяк, призывно и нетерпеливо отклячила зад, и, не в силах ждать больше ни секунды или стремясь возбудиться ещё сильнее, пока он расстёгивал ремень и брюки, пока возился с презервативом, уже ласкала себя между ног, тихонько поскуливая от вожделения. Вздрогнула от его прикосновения, подалась навстречу, вскрикнула несдержанно, принимая в себя.
