– Перестань. Ну, перестань же! Нас многое связывало, но вряд ли это любовь, Коля. И чем дальше, тем глубже пропасть будет расти между нами. Я никогда не вернусь в балет. Мы больше никогда не станцуем вместе. У тебя – своя жизнь. У меня – своя. Что получится из союза двух чужих людей? Общая кровать на два одиночества, которым не захочется столкнуться даже случайно? Хватит уже выдумывать небылицы.
– Вот, значит, как. Ты оперилась? Стала увереннее в себе? Больше не нуждаешься в поддержке и заботе? Признайся честно: ты просто нашла другой хер. Расскажи мне, Эсс, он смог пробить твою ледяную сухость? Смог расшевелить тебя? Подарил хоть один оргазм? Тебя же так тяжело завести. Даже мне не всегда удавалось, хоть ты и пыталась изображать страсть. Бездушное бревно и то отзывчивее.
Он знал. Он всё время знал, но не сделал ни единого правильного движения, чтобы помочь ей. Не пошевелил и пальцем, позволяя ей считать себя убогой и ненавидеть за отсутствие женской сути. От этого гадко и мерзко внутри. До тошноты.
– Что же ты так долго держался за бревно? – улыбается она спокойно. На самом деле, ей хочется вылить графин с водой ему на голову. Или плеснуть из стакана в лицо. Но хорошие девочки так не поступают. Особенно в публичных местах. – Зачем я так нужна тебе, Коля? Ты даже ребёнка пытался мне сделать от отчаяния. Что двигало тобой? Это же не жалость, не чувство вины, нет?
– Нет, конечно! – он пытается расслабиться. Откидывается на стуле, прикрывает глаза. Разжимает пальцы, оставив на столе ворох измятых и порванных на клочья салфетных огрызков. – Ты прекрасно знаешь, что моей вины нет. Ты сама спровоцировала те события. Заставила меня сесть за руль в невменяемом состоянии.
– Я не знала, что ты…
– Это был единственный раз, – обрывает он её резко. – И мы уже обсуждали всё, если ты помнишь. Я пытался избежать, но ты настаивала.
– Оставим тот случай, – голос Альды звучит почти спокойно. Сейчас не время вспоминать и сыпать обвинениями. Это ни к чему. Коля прав: они давно всё выяснили. Зачем опять поднимать муть со дна реки, воды которой давно утекли в другое русло и больше никогда не вернутся? – Тогда что же, Коля? Расскажи мне, чтобы я поняла.
Он молчит слишком долго. Кофе стынет на столе. Они к нему не притронулись.
– Твой отец, – наконец-то разжимает Коля губы. – Его вес и положение. Его связи. Это тебе они были не нужны, чтобы продвинуться. Сама фамилия Щепкиных тянула тебя вверх. А у меня не было ничего, чтобы растолкать локтями конкурентов.
– И появилось, как ты считаешь, когда ты наконец-то обратил внимание на меня, – Альда только чудом удерживает брови на месте.
– Да, – открывает он глаза, чтобы посмотреть на неё с холодным интересом. – Ты ведь даже не догадывалась? Тебе ведь подобное в голову не могло прийти? Зато твоя мама прекрасно меня поняла. И посодействовала.
Вот оно что. Всё очень примитивно.
– Проще говоря, вы спелись за моей спиной, и она подсунула тебя в мою жизнь и постель?
– Не нужно утрировать. Нормальная мать всегда желает своим детям только добра. А твоя мать – замечательная женщина. Чуткая и понимающая.
Альде хочется вымыться. Ощущение, будто голыми руками раздавила таракана. Хитин треснул, а из-под него полезло мокрое и мерзкое содержимое.
– Прощай, Коля. Думаю, ты достиг пика своей популярности. Не знаю, зачем тебе мой отец со связями сейчас. Выше головы не прыгнешь, понимаешь?
– Нет. Не понимаю. На кону сейчас слишком многое стоит. У меня появился шанс стать не просто ведущим артистом, а танцором с мировым именем. Осталось совсем немного – и тут ты со своим фортелем.
Альда поднимается с места и улыбается. Ей хочется уйти молча, но, как и в любом деле, нужно поставить точку. Сыграть завершающий аккорд, чтобы не оставлять желание дописать музыку по-своему.
Она упирается руками в стол и наклоняется над Колей. Глаза в глаза. Чтобы услышал и понял. А если не поймёт – это уже его трудности.
– Отец, конечно, силён, но не бог. Есть вещи, которые никакими связями не купишь. Это талант, Коля. Это искра, что зажигает настоящие звёзды. Это то, чего в тебе мало, не хватает. Именно поэтому тебе никогда не достичь настоящей высоты. Ты можешь уехать за границу. Прорваться на подмостки. Даже сорвать порцию аплодисментов. Но стать великим тебе не светит. Знаешь почему?
Альда делает паузу. Читает смятение в Колиных глазах. Но ей не жаль его. Наверное, нужно наконец-то сказать правду. Ту самую, горькую и неприглядную.
– Ты достиг своего потолка. Выше не прыгнешь. В тебе нет настоящего огня. Ты на сцене – то самое бревно, каким называл меня в постели. Техника есть, механизм есть, стоны, дрожь, фрикции, красивые позы – всё в наличии. Нет лишь главного – оргазма. Настоящей эйфории нет. Есть лишь слабая имитация. На ней ты и выезжаешь.
– Неправда! – в голосе его – истерические ноты. Он не хочет верить.
– Правда, Коля. Но ты можешь не верить. Поймёшь однажды. Когда-нибудь. И не бойся: я лично попрошу отца, чтобы помог тебе. Протолкнул, продвинул, дал шанс, посодействовал. Меня он послушает куда внимательнее, чем мать. Только не обижайся, когда правда всплывёт брюхом кверху, как погибшая рыба. Рано или поздно тебе придётся очнуться. Если, конечно, ты не до конца павлин-мавлин самовлюблённый. Прощай!
Альда разворачивается и делает шаг к выходу.
– А этот твой, убогий, оргазмирует, да? – Коля защищается заскорузло и неумело. Бьёт в болевые точки, не зная, что там – стомиллиметровая броня. Зубы лишь обломать.
– Макс Гордеев – запомни это имя – танцует как бог даже без ноги. И ему не нужны протекции и пропихоны, чтобы достичь чего-то. Он всего добьётся сам. И, думаю, ты о нём ещё услышишь.
Альда уходит прочь. Садится за руль и заводит машину. Следующий пункт назначения – родительский дом. Вот теперь можно и там расставить нужные акценты.
Глава 53
Альда
Она их застала врасплох. Даже отец в лице поменялся. Сто лет не виделись. Мать металась, как потревоженная сорока: махала крыльями, кричала, стрекотала скороговоркой, не знала, как лучше её принять.
Лучше бы не мельтешила, но Альде сейчас всё равно. Она их любит. И маму с её удушливой любовью, и сухаря-отца. Но больше они не вольны манипулировать ею. Как ни странно, несчастный случай сделал то, чего она не могла позволить себе, когда была стопроцентно здоровой и успешной.
– Сядь! – рявкнул отец, не выдержав. И мать наконец-то угомонилась. Упала на диван, ноги красиво сложила. Этого у неё не отнять: умеет себя преподносить в выгодных ракурсах, до автоматизма выработала привычку позировать, даже если никто её не видит, кроме родных.
Альда не спешит садиться, хоть отец и указывает ей рукой на стул. Смотрит на него пристально, словно пытаясь разгадать что-то только ей одной доступное за этой жёсткой шкурой неулыбчивого мужчины, который всю её жизнь командовал всеми. Матерью. Валерой. Да и ей досталось немало.
