Венс всё ещё был далеко, духи с каждым днём отчётливее указывали на нежелательное присутствие Заботливого рыцаря, направляли Амадинллин прочь от лагеря, будили по ночам, ветви деревьев мешали ей идти за мужчиной, когда они пробирались через лес, а когда Мэнди уходила вперёд, то Огрор и воины отставали, запутываясь в траве, проваливаясь в землю по колено, а порой застревали в кустах. Ничто из этого не повлияло на решение предводителя.
Воительница не была нянькой и надеялась только, что неизбежная беда в будущем не сможет надолго остановить её. Она не боялась взглядов мужчин, в отличие от Других земель, нравы её народа были правильными, женщины могли жить вне семьи и их связи не осуждались.
Несмотря на то что большая часть Жестоких людей при первом знакомстве ужасалась и отворачивалась, а женщины и вовсе закрывали лицо руками, веерами или платками, среди своего народа Амадинллин прославилась, была известна и почитаема как любая Отмеченная духами. Мужским вниманием её не обделяли, женщины могли спросить совета, а Говорящие-с-духами принимали в свой дом. Тем более после того как Мэнди доказала, что способна на многое и в совершенстве овладела оружием и собственным телом.
Не красота, а призвание помогало ей на протяжении жизни, а уродство добавляло значимости и узнаваемости. В этот раз её по большей части сопровождали мужчины, которые не придавали значения разговорам про Отмеченных. Они держали себя в руках из-за чувства долга, но их любопытство было сильнее чести и совести. Духи предупреждали, что вскоре случится беда.
В один из дней, когда нервы всех были уже на пределе, произошло странное – путь изменился в один миг. Тропинка, по которой шла Мэнди, закрылась травой, ветер подул на юг. И чем дольше воительница стояла, не понимая, чего от неё хотят, тем сильнее становились порывы.
– Амадинллин, ты заблудилась?
– Нет, что-то не так. Нам нужно в другую сторону.
– Нам же докладывали, что почитатели Древневышсцев направляются на запад. – Огрор дёрнул поводья, конь завертелся, тщетно стараясь отыскать старую тропу.
– Всё изменилось, нам не туда. Духи не ошибаются.
Райан
– Он поплатится! Я – его! Вот этими руками!..
Форест в ярости тряс своими огромными кулачищами перед лицом подданных. Самый молодой из его сопровождения, по глупости вставший перед лордом, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не смог выдавить ни звука. Юнец отступил, запутался в своих же ногах, упал и поспешно постарался отползти подальше. Райан отвлёкся, недоуменно взглянул на барахтающегося подданного, а после вернулся к предыдущему занятию и продолжил громыхать.
Остальная свита, состоящая из тех уже опытных воинов, которым Форест всецело доверял – он, в принципе не подозрительный, доверял многим людям, а из Гринтри, пожалуй, почти всем, но к присутствующим испытывал наибольшее уважение, – даже не шелохнулась. Лорд понимал, что они давно привыкли к его характеру и угрозам, перед их лицами неоднократно мелькал кулак правителя, находящегося в возбуждённом состоянии от гнева или радости. Бывало, что воздух рассекал меч или перед глазами красовался молот, это совершенно ничего не меняло.
Двое дружных и при этом очень отличающихся людей, совершенных противоположностей – высокий худой Танз и низкорослый толстяк Гимд – в одно мгновение подхватили упавшего юношу и поставили его на ноги. Райан не прекращал выражать своё негодование, а подданные послушно кивали, кратко поддакивали, горестно вздыхали в моменты особенно громких и чувственных выражений и ждали, пока их глава достаточно успокоится, чтобы вести с ним разговор и получать обдуманные приказы. Уже случалось, что доверенные лица игнорировали первый десяток выкриков, потому что понимали – слова, сказанные сгоряча, не имеют под собой почвы.
Райан в глубине души знал – свита делает правильно, умело выискивая в приказах хоть что-то стоящее и не выполняя все его безумные повеления незамедлительно, но всё равно сердился.
– И чего вы стоите без дела? Приведите мне его! Сейчас же! Расходимся по лесу и ищем эту свинью! Тому, кто насадит его на вертел, я заплачу столько золота, сколько он весит! – Чей именно вес должен стать решающим, Райан не уточнил, он и сам ещё не выбрал. – Я приказываю вам – живо!
Юнец, тот самый, что не умел держаться на ногах, хотел было пойти, но Танз и Гимд поймали его и удержали на месте.
– Как, вы не желаете выполнять мои приказы? – раненым зверем ревел Форест. – Сами трусы и единственного храбреца не пускаете? Да я вас!.. Да вы у меня!..
В своё время, не без помощи Райана, Клейс смог выучить множество прекрасных ругательств и знатно пополнить словарный запас. Родители после подобных случаев, а их набиралось с пару десятков, ругали наследника и наказывали его на целый цикл, лишая игр и компаний. Особую суровость к сыну проявил Мертор, после того как младший, под хохот Райана и Ласса, радостно поделился приобретёнными от брата знаниями на одном из праздников – никто бы уже не смог припомнить, на каком именно. За пару словечек, которыми женщин неприлично называть и в борделе, высказанных леди Редгласс, Клейс получил по пятой точке от отца и по губам от матери.
Выдавший себя смехом наследник в тот день пожалел, что родился с языком и не сумел сдержаться. Лассу тоже досталось, но, как обычно, скорее за компанию, такова уж была его судьба.
Во время же последних встреч Райану, как бы он ни отпирался, пришлось признать, что младший брат, проживая в Санфелле, оставил хозяина Гринтри далеко позади и значительно увеличил свой лексикон. Неудивительно, всё же столица предполагала подобные изменения. Пусть теперь младший сын Мертора мог куда изящнее и не повторяясь в выражениях на протяжении целого дня, ругать нерасторопных подданных, но делал он это совсем не так, как старший брат. Без души, что ли? У Райана всегда выходило красочнее.
Впрочем, даже использование всех известных слов, в том числе и выученных благодаря Клейсу, не заставило людей сдвинуться с места. Ещё несколько минут криков, почти конвульсивных подёргиваний руками, громких заявлений о предательстве, обещаний отплатить за него и угроз выгнать всех, а затем казнить изгнанников – почему именно в такой последовательности, не уточнялось, – и лорд немного подустал и начал успокаиваться.
– Я уничтожу предателя, оторву ему голову! Нет, я лучше разобью его голову! Вот этими вот руками, даже камень мне без надобности… А потом мы отведём его к Клейсу, и брат казнит его, после пыток!
– М-мёртвого?
Форест даже на время остановился, когда люди решились подать голос.
– Что?
– М-милорд Клейс Ф-Форест м-может казнить м-мёртвого? Б-без г-головы? – Слава о младшем брате разлеталась быстрее воребов с посланиями. В родных землях и то регента уважали и считали всесильным.
– Надо будет – казнит, – отмахнулся Райан и наконец начал думать, что теперь следует делать.
Бывший склад в старом замке, умело переделанный под тюрьму, или, скорее, под странного вида псарню, тела и их части, клетки, в которых, к ужасу лорда, содержались люди… К сожалению, скорее всего среди них был и племянник, чей плащ нашёлся в куче вонючего и сырого тряпья. Всё это отвлекло правителя Фореста и его подданных от главного виновника похода. Никто не обратил внимание, когда и как Мортон оторвался от них, как он успел отойти, как поднялся по ступеням наверх… То ли Форест и его люди подняли шум, то ли Бладсворд передвигался чрезвычайно тихо, но лишь когда он опустил двери, ведущие в погреб, это услышали.
