Форест с рождения и до конца своих дней был и будет правителем Великой Династии, первенцем Мертора, главой своего народа и одним из предводителей армий Его Величества, если в войнах будет необходимость. Регент, сложив полномочия, наверняка займёт место в Совете, а Райан останется братом одного из самых могущественных подданных короля. Правитель Гринтри оставался и братом королевы, пусть Аалия давно мертва, и дядей будущего короля, кровным родственником того, кто вскоре займёт трон Ферстленда и Новых Земель. Но сейчас, на землях Бладсворда, Райан, словно преступник и злодей, был вынужден избегать трактов, более или менее крупных городов и опасаться каждого отряда. Думал ли он когда-нибудь, что придётся прятаться в лесу от дозорных, подчиняющихся родственникам его прекрасной супруги? Нет.
Но Форест прятался. Он скрывался от врагов, так как хотел сохранить свою жизнь. Хотел добраться до любимой семьи живым, снова поцеловать жену и взять на руки долгожданного наследника. Желал посмотреть, что сделает с Мортоном брат-регент, когда узнает, что пришлось пережить Райану. Нет, сын Мертора не считал себя жестоким, он не видел во сне, как над наместником этих владений Клейс заносит меч, не мечтал порадоваться, наблюдая за применяющим известные пытки королевским палачом. В Гринтри и вовсе мастера верёвки и топора оставались жить скорее по доброй традиции и на случай предательств, коих насчитывалось мало. Правитель не любил казни и пытки, а часть разрушенной тюрьмы так и не находил времени и средств починить. Вместо этого он отстроил новые конюшни, большую псарню и с десяток каменных домов у реки для своих подданных.
Обычно мечтания Фореста о мести доходили лишь до того момента, как человека связывают и бросают в сырую камеру, чтобы тот осознал свои грехи, а дальше… Дальше Райан никогда не думал. Да и в последние дни он не представлял даже камеры, в которой предстоит пожить Бладсворду, не строил планы и способы наказания и не задумывался о том, что будет писать Клейсу. Его единственной мыслью и целью стало выживание. Собственное и тех, кто подвергал себя опасности, сопровождая правителя.
К концу второго дня дождь всё же настиг его отряд, и людей ждала, как казалось лорду Форесту, самая страшная ночь. Удалось найти совсем мало подходящих для костра дров, их с трудом хватило, чтобы приготовить ужин и подогреть дешёвое вино с травами, за которые староста деревни, кривоносый и широколобый старик со шрамом вместо глаза, затребовал в десять раз больше, чем брали в Гринтри за более качественный товар. Но торговаться у лорда сил не осталось, и потому он спустил в двух деревнях почти все деньги, что брал с собой, – он и представить не мог, что ему потребуется тратить и своё золото, и то, что имелось у его спутников. У отряда ещё оставались монеты, чтобы пополнить припасы поближе к границе и после добраться до ближайшего трактира и отдохнуть, но Боги за что-то гневались на Райана.
Дождь не прекращался всю ночь. Продрогшие подданные и замёрзший и оттого ещё более злой лорд увязали в грязи вдали от протоптанных дорог, и когда лошадь одного из воинов споткнулась и упала, а мужчина слетел с неё и сломал себе руку, Форест успокаивался не менее часа. Он хрипел проклятия, рычал, пинал деревья и грязь, пару раз упав из-за этого, и накричал на рыцарей, что поспешили поднять уважаемого правителя, за что после раскаивался. Кони сходили с ума вместе с ним, путешествие пришлось отложить до вечера. Посреди поля, на открытой местности, где не было ни одного деревца и укрытия, их вновь застал дождь. И без того мокрые, так и не успевшие просохнуть одеяния вновь начали прилипать к телу. От холода, казалось, дрожали все, кроме Фореста, – злость на Мортона грела его изнутри.
К сожалению, деревни, на которую рассчитывал Райан, по пути не оказалось. Вернее, кто-то постарался уничтожить последний шанс на обогрев и еду – мертвецы, разрушенные и сгоревшие дома, гниющие остатки туш скотины, забитые слишком давно для того, чтобы стать пищей птицы… В деревне не нашлось ни одной целой постройки, ни одного мешка с зерном. Как только мародёры и воры забрали ценное, дома они предали огню, а жителей – смерти. Быть может, в другой последовательности.
Дольше всего сын Мертора простоял у тел двух детей – примерно трёх и восьми лет. Тело женщины, вероятно, матери, лежало рядом – скорее всего, она хотела защитить отпрысков от чудовищ, устроивших погром, а может – они её. Райан приказал утром предать тела погибших земле или сжечь, если получится.
В некоторых домиках, где по счастливой случайности имелись нетронутые пламенем части, нашлись сухие дрова, обломки мебели и тюки с соломой. В хлеву удалось найти угол, где сохранился кусок крыши, ещё часть воины Фореста заделали найденной одеждой, обломками досок, колесом от телеги, на которое кто-то натянул свой порванный плащ. Солома на полу была влажной и источала неприятный запах, но это куда лучше сырой и холодной земли. Костёр горел всю ночь, но почти не грел, а вино подошло к концу. Последние крохи, разведённые с водой и остатками всё тех же трав, не слушая протесты, Райан разделил со всеми подданными. Его люди страдали ничуть не меньше его самого.
Вместо сна Форест размышлял, вспоминая, что произошло в последние дни. Он хотел запомнить имена тех людей, которые пошли навстречу лорду и помогли ему. Одним из добропорядочных и честных воителей оказался бастард лорда Грейвула, Угген. Тот самый, кто предупредил лорда об охоте на него. Добра лорд забывать не желал.
– Милорд Форест. – Защитник границ в тот день встречи спустился со стены и вышел к отряду. Всё это время, пока Райан извергал проклятия и угрожающе тряс кулаками, товарищи Уггена, вынужденные оберегать переправы у Рва, не спускали с путников взгляда и наверняка держали луки наготове. Может быть, они боялись. Все, кроме бастарда. – Прошу прощения, но могу ли я переговорить с вами? Подальше от крепости.
Подобная просьба удивила лорда Фореста. Он не желал брать с собой рыцарей, но те сами напросились и отказались оставлять правителя одного, на это родственник Грейвулов не высказал ни единого замечания. Напротив, он настаивал на том, чтобы увести от стен отряд хозяина Гринтри, и как можно скорее. Лишь на безопасном расстоянии Угген решился снова заговорить.
– Милорд Форест, вам следует уходить как можно скорее. – Командующий юго-восточной Оборонной Башней был мрачен. Он говорил тихо, его глаза не смотрели долго на лорда или в какую-то точку. Боуэн бы сказал, что подобное поведение демонстрирует чрезмерное волнение и опасение за произнесение слов, которые впоследствии могут пагубно сказаться на самочувствии говорящего, но Райан предпочитал более короткие формулировки – Угген вёл себя трусливо.
– Ты думаешь, что если служишь защитником границ, то имеешь право прогонять лорда Великой Династии? – прогремел в необычайной тишине голос правителя.
– Тише, прошу вас, милорд! – Бастард наклонился вперёд. – Я бы ни в коем разе вас не посмел оскорбить, но… Милорд Форест, наш правитель, Бладсворд, без сомнения уважаемый всеми нами, подданными, перешедшими к нему в услужение, отправил послания. Не только нам, думаю, что во все замки, во все крепости, тем более по границам. Мы отправляли гонца в соседние Башни, вероятно, таким образом охвачены очень-очень многие… Я читал послание, но не мои люди. Милорд, мы не должны задерживать вас и не пускать через мосты…
