Ее.
Россию.
Он задумался так глубоко, что даже не слышал, как отворилась дверь, и очнулся, лишь когда чья-то рука осторожно легла ему на плечо.
Поднял голову – и отпрянул.
Перед ним стоял Кейт.
Ноябрь 1729 года
ИЗ ДОНЕСЕНИЙ ГЕРЦОГА ДЕ ЛИРИА АРХИЕПИСКОПУ АМИДЕ. КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
«Здесь ни о чем больше не думают, как о предстоящем браке царя, обручение которого было совершено вчера.
Торжество происходило в царском дворце в Немецкой слободе, известном под названием Лефортовского. Царская невеста, объявленная с титулом высочества, находилась тогда в Головинском дворце, где помещались Долгорукие. Туда отправился за невестой светлейший князь Иван Алексеевич, в звании придворного обер-камергера. За ним потянулся целый поезд императорских карет.
Княжна Екатерина Алексеевна, носившая тогда звание государыни-невесты, была окружена княгинями и княжнами из рода Долгоруких, в числе которых были ее мать и сестра. Многих удивляло, что нигде не было видно хорошенькой родственницы Долгоруких по имени Дарья, недавно появившейся при дворе и, по слухам, заинтересовавшей императора, однако это и понятно: зачем напоминать ему о мимолетных увлечениях?
Итак, продолжу. По церемонному приглашению, произнесенному обер-камергером, невеста вышла из дворца и села вместе со своей матерью и сестрою в карету, запряженную цугом, на передней части которой стояли императорские пажи. По обеим сторонам кареты ехали верхом камер-юнкеры, гоф-фурьеры, гренадеры и шли скороходы и гайдуки пешком, как требовал этикет. За этой каретой тянулись другие, наполненные княгинями и княжнами из рода Долгоруких, но так, что ближе к той карете, где сидела невеста, ехали те из рода Долгоруких, которые по родственной лестнице считались в большей близости к невесте; за каретами с дамами долгоруковского рода тянулись кареты, наполненные дамами, составлявшими новообразованный штат ее высочества, а позади них следовали пустые кареты. Сам обер-камергер, брат царской невесты, сидел в императорской карете, ехавшей впереди, а в другой императорской карете, следовавшей за ним, сидели камергеры, составлявшие его ассистенцию. Этот торжественный поезд сопровождался большим числом гренадеров.
Хотя фамилия Долгоруких есть одна из древнейших в России и теперь самая могущественная по милости к ней царя, они, однако же, боятся других, и страх их доказывается тем, что в день обручения караул во дворце состоял из целого батальона гвардии в 1200 человек, когда в обыкновенное время его занимают только 150 человек. Гренадерской роте, которой капитаном фаворит и которая состоит из 100 человек, было приказано войти в залу тотчас же за царем, как бы для большей церемониальности, но, в сущности, чтобы быть поближе к собранию и занять все двери; им даже приказано было зарядить ружья патронами, чтобы, если кто-нибудь (чего боялись и что бывало прежде) захотел произвести какой-нибудь беспорядок для воспрепятствования церемонии, они стреляли бы в недовольных. Это распоряжение сделал фаворит без ведома фельдмаршала Долгорукого, своего дяди, который был поражен, увидев в зале эту роту. Остерман также был поражен этой новостью.
Упомянутый батальон еще находится наготове вблизи дворца, и что замечательно, он держит караул в комнатах, в которых живет фаворит. Из всего этого высокий ум короля нашего государя поймет не только то, что в этом браке руководит единственно честолюбие (юный царь отдается им в руки без понимания сущности дела и с безразличием), но и то, что они при этом боятся народа, привыкшего к заговорам и возмущениям.
Но вернемся к описанию обручения.
Поезд двинулся из Головинского дворца через Салтыков мост на Яузе к Лефортовскому дворцу.
При въезде на двор дворца орел, украшавший триумфальную арку, случайно был сорван и с грохотом упал на землю. Говорили, что это дурное предзнаменование, однако оно не приостановило церемонию.
По прибытии на место обер-камергер вышел из своей кареты и стал на крыльце, чтобы встречать невесту и подать ей руку при выходе из кареты. Оркестр заиграл, когда она, ведомая под руку братом, вошла во дворец. Невеста была в платье из серебряной ткани, плотно обхватывавшем ее стан; волосы, расчесанные на четыре косы, убранные большим количеством алмазов, падали вниз; на голове – маленькая корона; длинный шлейф ее платья никто не нес. Княжна имела вид скромный, но задумчивый, лицо бледное.
Недалеко от меня находился английский консул Рондо с супругой. Леди Рондо умиленно прошептала: «Прекрасная жертва!» Удивительно глупа эта особа, которая не понимает, кто жертва в этом скоропалительном браке.
В одной из зал дворца, назначенной для обручального торжества, на шелковом персидском ковре поставлен был четвероугольный стол, покрытый золотой материей. На нем стоял ковчег с крестом и две золотые тарелочки с обручальными перстнями. По левой стороне от стола, на другом персидском ковре, поставили кресла, на которых должны были сидеть бабка государя царица Евдокия Лопухина, ныне названная инокиня Елена, и невеста, и рядом с ними на стульях мекленбургские принцессы и Елизавета, а позади них поставлены стулья в несколько рядов для разных родственников невесты и знатных дам. По правой стороне от стола на персидском ковре стояло богатое кресло для государя.
Обручение совершал новгородский архиепископ Феофан Прокопович. Над высокою четою во время совершения обряда генерал-майоры держали великолепный балдахин, вышитый золотыми узорами по серебряной парче.
Когда обручение окончилось, жених и невеста сели на свои места и все начали поздравлять их при громе литавр и при пушечной троекратной пальбе. Принцесса Елизавета была одной из первых, публично поцеловавших руку новой императрицы.
Фельдмаршал князь Василий Владимирович Долгорукий произнес царской невесте знаменательную речь:
«Вчера я был твой дядя, нынче ты мне государыня, а я тебе верный слуга. Даю тебе совет: смотри на своего августейшего супруга не как на супруга только, но как на государя, и занимайся только тем, что может быть ему приятно. Твой род многочислен и, слава богу, очень богат, члены его занимают хорошие места, и если тебя станут просить о милости для кого-нибудь, хлопочи не в пользу имени, а в пользу заслуг и добродетели. Это будет настоящее средство быть счастливою, чего я тебе желаю».
В Москве говорят, что этот фельдмаршал, хотя и дядя царской невесты, противился браку ее с государем, потому что не замечал между ним и ею истинной любви и предвидел, что проделка родственников поведет род Долгоруких не к желаемым целям, а к ряду бедствий.
В числе приносивших поздравления царской невесте был и Миллесимо как член имперского посольства. Когда он подошел целовать ей руку, она, подававшая прежде машинально эту руку поздравителям, теперь сделала движение, которое всем ясно показало происшедшее в ее душе потрясение. Царь покраснел. Друзья Миллесимо поспешили увести его из залы, посадили в сани и выпроводили со двора.
По окончании поздравлений высокая чета удалилась в другие апартаменты; открылся блистательный фейерверк и бал в большой зале дворца. Гости заметили, что инокиня Елена, несмотря на свою иноческую одежду, показывала на лице сердечное удовольствие. Зато царская невеста была чрезвычайно грустна и постоянно держала голову потупивши. Ужина не было, ограничились только закуской. Невесту отвезли в Головинский дворец с тем же церемониальным поездом, с каким привезли для обручения.
